— Хоть в руках подержать, если ничего другого не остается? — хмыкнул черноволосый, стрельнув ехидно-жалостливым взглядом на Падхара.
— Не совсем так, — не обиделся пьяненький евнух на его тон. — Каждая из них прошла через мои руки. Я ведь королевский евнух. Выбираю служанок и наложниц для гарема. Вот где сад совершенной красоты. А те, что танцуют перед вами — брак. Те, кто из-за своих недостатков не смог попасть на Лунный остров.
Чужаки обменялись быстрыми многозначительными взглядами, но это ускользнуло от внимания Падхара.
— Брак?! — воздел брови черноволосый. — А она?
Падхар вскинул голову, глядя на помост.
— Танкри… Хороша, не спорю. Но и она с изъяном. На левом бедре, под ягодицей, большое родимое пятно. Черное, волосатое. Бе-х!
Падхар дернул губами, ухватил кувшин и наполнил чашу. Одной рукой вылил вино в рот, а другой прижал к груди пустой кувшин. Блаженно улыбнувшись, побаюкал его.
— Вино-винишко! Вот радость, что доступна мне в полной мере. Старея, оно становится привлекательнее. В отличие от женщин.
Беловолосый широко улыбнулся, взял другой кувшин, наполнил чашу евнуха и свою.
— За вино! Чтобы его было в достатке и в горе, и в радости!
Эти чужеземцы оказались чудесными людьми! Щедрыми, веселыми и обходительными. Вскоре толстячка развезло не на шутку. Он утирал пот с круглого лица вышитым рукавом, и, перемежая речь вздохами, вещал сотрапезникам о своей тяжелой доле.
— Они ж ненасытные! Жад-ны-е и про…ик…жорливые, как… морские тигры! А как они друг на друга охотятся! Жрут друг друга! — Падхар хихикнул с видимым удовольствием. — Мне очень нравится за ними наблюдать! Да и что им еще делать, в неволе-то? Но я, я-то к ним всей душой! А они… они… всё жалуются, жалуются…
Беловолосый сочувственно кивал, продолжая регулярно подливать вино в чашу евнуха.
— Кто жалуется-то? — стремясь уловить смысл словоизлияний евнуха, не выдержал черноволосый.
— Ну как кто… — Падхар протянул руку к вновь наполненной чаше, моргнул, фокусируя взгляд.
После некоторых усилий и неверных движений руками, евнуху, наконец, удалось подхватить чашу. Он припал к ней губами, вино потекло по щекам, закапало на хламиду.
— Как — кто? — продолжил Падхар. — Жёны, наложницы. Их там стая. Целая стая. Красивых, хищных, опасных… Тигры. Морские тигры.
Северяне насмешливо переглянулись. Рыбоглазый улыбнулся, черноволосый хохотнул.
— Да уж, нелегко владыке приходится.
Чем дальше, тем с большим трудом евнуху удавалось подыскивать подходящие слова северного языка. В конце концов дусан-дадарская речь взяла верх, и Падхар, отяжелевший от выпивки и еды, распластался на широкой скамье, почти утонув в цветных подушках. Но словесный поток всё не иссякал. Уже находясь в полусне, уютно съежившись и подложив кулаки под обвисшие щёки, евнух продолжал бормотать и похихикивать.