19
Я сижу за столиком в опустевшем кафе и смотрю на большую, неоновую чашку кофе, прикрепленную к окну. Сегодня у Маринки вечерняя смена, до девяти вечера. Ее напарник, веснушчатый Кирилл, по-моему, ушел пораньше — готовиться к зачету. Мы остались с ней вдвоем.
Маринка полирует пустую витрину, распыляя вонючее, голубое средство для стекол.
— Может, я все-таки помогу тебе? — В который раз спрашиваю я.
— Не выдумывай. Сейчас выручку пересчитаю и пойдем. — Отмахивается она.
Я пью чай с лимоном и искоса наблюдаю за Маринкой. Она держится молодцом: после расставания дня четыре предавалась горю, а потом взяла себя в руки. Мы хорошо сдали работу по социологии и были допущены к экзамену, чему я несказанно рада, потому что почти треть группы была направлена на пересдачу под хищным прищуром Олеси Игоревны.
Марина подрезала волосы. Теперь она носит маленькое, французское каре, выгодно подчеркивающее шею, а на работе она закалывает передние пряди от лица, чтобы не мешали. Образ стал строже, но ей идет. На работе она носит простые, лаконичные вещи. Сегодня — черную водолазку и джинсы-бананы. На Марину часто засматриваются мужчины. Я за час двоих видела, пока сидела в кафе с ноутбуком.
Наверное, девушек и правда тянет на изменения после расставания. Сколько они «встречались» с Владом? Месяц, полтора? Да, примерно полтора месяца. И мне неведома глубина ее чувств, также, как и обиды, но я в чем-то согласна с Соколовым: едва ли можно говорить о настоящей любви со стороны Марины. Здесь другое — симпатия, израненное самолюбие, разочарование. Соколовым трудно не заинтересоваться. Еще пару недель назад я бы руку на отсечение дала, что он не сможет пробудить во мне никаких чувств, кроме раздражения.
— Закрой дверь, пожалуйста. — Говорит Марина. — А то в прошлый раз одна прибабахнутая заперлась и кофе требовала после закрытия и плевать ей было, что я кофе-машину помыла.
Встаю и поворачиваю ключ в двери. Переворачиваю табличку надписью «closed» на улицу.
— Как впечатление от Анны Петровны? — У Марины была первая консультация, назначенная папой. Чего нам с Тасей стоило, заставить Марину туда дойти. Я приводила факты, после того как Марина на нас по очереди наорала, а Тася использовала весь свой спектр увещеваний: от легких угроз до грубого шантажа. Мы просто взяли Маринку измором. В клинику она пошла одна, отказавшись от сопровождения.
— Ну, не знаю. — Маринка снимает черный фартук и отключает кассу. — Не поняла я ни ее, ни смысла моего пребывания в ее дорогущем кабинете. Прямо страшно дышать было. У нее туфли от Гуччи, прикинь? Сначала она начала в моем детстве копаться, про мать спрашивать, сочувствовать мне зачем-то. Я ее вроде об этом не просила, потом провела тест ассоциативный. Тухляк, короче.
Она поднимает на меня глаза и осекается, теребя сережку.
— Извини, Марго, это же знакомая дяди Бори. Может, мы с ней просто не поняли друг друга? Мне трудно по одному приему что-то сказать, да и дорого у нее, скорее всего.
— Не знаю, Марин. Если она тебе не нравится, можем поискать кого-нибудь другого.
— Зачем вообще кого-то искать? Со мной все окей.
Я захожу за прилавок и убираю кружку в посудомоечную машину. Становлюсь рядом с Мариной, касаясь ее плеча.
— А зачем ходят к специалисту? Чтобы решить свою проблему и быть счастливой. Ну, или, на крайний случай, чтобы получить облегчение в моменте.
— Тебе легко говорить. — Грустно усмехается она. — Ты со школы за раз можешь три сосиски в тесте умять и все равно быть стройной. А я на ломтик сыра утром посмотрю и хоп, плюс килограмм на весах.