Я обернулась, тут же встретившись взглядом с золотисто-карими глазами. На этот раз на меня смотрели с долей упрека.
– А вот и моя ябеда, – с усмешкой произнес Дин, при этом с осуждением покачав головой.
В бледном свете луны и фонарей его каштановые волосы отдавали темно-красным, а глаза как никогда ярко горели.
– Ди-и-ин, даже не думай, – рычаще протянул Ян и я поежилась от его незабываемого голоска. Он бывает так говорит, что складывается ощущение, будто какого-то хищного зверя наделили даром речи.
Но Дин лишь улыбнулся и приблизившись ко мне, приобнял за плечи, после чего назло Яну притянул к себе.
– Что он уже тебе наговорил? – тихо спросили у меня, защекотав мое ухо теплым дыханием.
– Дин! Мы с тобой это уже обсуждали!
– Поправочка, ты обсуждал. А я спокойненько стоял и берег твои нервы своим великодушным молчанием.
– Даже не начинай!
– Да я еще и не начинал.
Между ними повисло молчание и мне, можно сказать находясь между этими двумя, стало не по себе. Снова. Просто я понимаю, что Ян смотрит на Дина, но его взгляд задевает и меня, а ничего хорошего во взгляде этого человека нет.
Не выдержав, я передернула плечами и шагнула вперед, вырываясь из мужских рук. Хочется уже убежать отсюда побыстрее, но и вместе с этим узнать чем все это закончится.
– Эта девчонка…
– А это уже тебя не касается.
Ян чуть ли не зарычал от злости, посмотрев на меня с таким лицом, что я снова вспомнила обо всех недавних убийствах. От этих воспоминаний я нервно сжала руки и отошла подальше от Дина. Причастен он или нет, мне в любом случае следует держаться от него подальше.
Мои передвижения не были одобрены и я почувствовала, как Дин вновь приблизился, ощущая его близость как нечто материальное.
– Ты меня боишься? – раздался у меня за спиной немного встревоженный голос парня.
– А ты по утреннему разговору с полицией этого еще не понял? – с усмешкой спросил Ян.
Я промолчала, думая, что ответ и так очевиден. К тому же мне стало интересно, как Дина так быстро нашли.
– Ты ведь не думаешь, что я причастен к этим убийствам? – с таким искренним возмущением произнес Дин, что не поверить ему было трудно.