Поспеши

Сердечко заколотилось.

Кто этот жестокий растяпал? Где этот ужасный человек, что ошибочно прислал всю эту одежду?! Зачем же так издеваться надо мной?

Подхватила другой пакет. Терракотовый пиджак, что идеально сочетался с шелковистым платьем изумрудного цвета, я также примеряла, а вот, собственно, и лощенный «изумрудик»!

Я так разнервничалась, что в моменте отступления опрокинула стопку коробок, и тогда-то вывалилась белоснежная сумка. Несмотря на защитный чехол, я узнала «красавицу».

— О нет...

Мой бюджет и моё сердечко не выдержит.

Ринулась с дорогущей сумочкой наперевес в комнату Власова. Нужно срочно решить данное недоразумение!

— Михаил Васильевич! — влетела в номер без предварительной записи на аудиенцию, о чём впоследствии пожалела.

Выходит, ситуация такова...

Ещё на подходе к его хоромам я, видимо, панически восклицала начальственное имя, и каков был мой ужас, когда без стука, мало того, вторглась на его территорию, так ещё и заехала по начальственному зеленоглазому лицу дверью. Уму непостижимо! Готовая провалиться сквозь пол до цокольного этажа, а там и до ада недалеко. Так и это ещё не всё! От удара Михаила откинуло на пару метров вглубь комнаты, из-за чего тот знатно так выругался, но, благо, устоял на ногах.

— Михаил Васильевич!! — на три октавы выше взвизгнула и бросилась к нему на помощь. — О Господи... Божечки-кошечки! Простите окаянную! Простите! Вы как?!

Власов, правда, удивил. Покорно сел в кресло, куда я собственноручно заботливо усадила начальника, и, прикрыв белым махровым полотенцем правую сторону лица, молча выжидал. Решал, видимо, как лучше меня уволить, то ли подсчитывал подходящую сумму компенсации, то ли думал о том, где лучше прикопать мой труп, а, может, и вовсе размышлял над тем, чтобы отправить меня в рабство или сдать на органы.

— Простите! Простите! Простите! Мне безумно жаль! — упала перед ним на колени и на чистом инстинкте потянулась руками к его лицу.

Удивительно и то, что Власов податливо убрал свои руки, отдав тем самым инициативу мне.

Я чувствовала себя настолько паршиво, что не заметила, как начала рыдать, пока осматривала его рассечённую бровь и наливающуюся опухлость у глаза в районе скулы, где выразительно так красовалась полоска от угла дверного массива.

Заприметила на столе у кресла в ведре бутылку, утопающую в кубиках льда, и на радостях замотала ту в полотенце, а затем заботливо приложила пострадавшему больше всего месту.

— Мне так стыдно! Я так виновата-а...

— Не плачьте, — серьёзно, почти в приказном тоне.

Невесомое прикосновение его горячей руки к моему бледному лицу подействовало отрезвляюще.

Отрезвило — мягко сказано! По телу прошёл импульс, будто меня шибануло током, и только тогда я поняла, в каком положении находилась всё это время, а именно стоя на коленях между ног Власова, устроившегося в кресле. Но и это не предел вопиющийся! Я-то ворвалась, считай, к полуголому мужчине, а может, и к голове вовсе. Под белым халатом не видно, но волосы Власова влажные, а это значит, он только-только принял душ.