Обманщики. Пустой сосуд

22
18
20
22
24
26
28
30

Стена монастыря нависала, скрывая небо. Вверх уводила крутая лестница, перилами которой служила натянутая туго веревка.

— Нам… наверх? — оробела Лин.

Ильян кивнул.

В отличие от многих обителей, чья слава осталась в прошлом, Сыли процветал. Ступени лестницы были истерты не временем, а ногами паломников, которые день за днем поднимались наверх, чтобы преклонить колени перед святынями. Ильяну этот подъем давался нелегко. Немела рука, озноб бил, и с каждым шагом тело становилось все слабее, все беспомощнее. Трижды он останавливался, чтобы передохнуть и переждать приступ, прежде чем добрался до вершины и уперся в массивные, окованные железом ворота.

— А меня пропустят? — тихо, робко спросила идущая следом Лин.

— Вот сейчас и узнаем, — ответил Ильян.

* * *

Сплетни в столицу стекались со всех концов страны, и обычно Цзюрен не придавал им значения. В этих россказнях было немного правды, и вреда от них было больше, чем пользы. Но сейчас он был готов поверить во что угодно.

Вишня зацвела. С каждым годом старое, искривленное, узловатое дерево во дворе цвело все пышнее, точно предчувствовало свой неизбежный конец. Поднявшись тем утром, Цзюрен обнаружил его в бледно-розовом облаке цветов. Ин-Ин уже была там. Стояла, кутаясь в ватное одеяло, и смотрела на старую вишню.

— Зачем ты поднялась и вышла так рано? Холодно!

Подойдя, Цзюрен обнял жену за плечи.

— Идем в дом.

— Вишня так красива, господин… — тихо проговорила Ин-Ин, не сводя с дерева глаз.

— Идем, тебе нужно лечь.

— Не хочу, — заупрямилась обычно покладистая Ин-Ин. Развернувшись в объятиях супруга, она положила ладони ему на грудь. Глянула серьезно. — Я смотрю на вишню в последний раз.

Внутри что-то оборвалось, лопнуло, и наступила пустота, холодная и мертвая. Цзюрен прижал женщину к себе, крепче стиснул в объятьях.

— Не говори глупости.

Прозвучало это грубовато, но Ин-Ин не обиделась, даже будто бы не обратила внимания. Улыбнулась только снисходительно, как улыбаются ребенку.

— Всему приходит конец, мой господин.

Цзюрен принес в сад лежанку, теплые одеяла, устроил женщину и, препоручив ее заботам Ису, вышел в город, как и в прежние дни. Собирать сплетни, раз ничего другого не осталось.

За последние несколько дней город пугающе изменился. Пока еще это было незаметно человеку поверхностному. Еще не закрыли малые ворота, и патрули на мостах были пока незаметны, но над улицами уже витал страх. В тавернах говорили о вещах незначительных, глупых, старательно не поднимая больную и жуткую тему.