А еще пещера, в отличие от города, была обитаема.
— Гулямы! — вскрикнул Ратама.
С камня на камень, двигаясь странно, по-звериному и одновременно по-человечески, к ним неслись двое. На них были надеты грязные линялые лохмотья, а глаза горели, словно это и в самом деле были чудовища-людоеды из легенд кочевников.
Это отражение у них в глазах, понял Цзюрен и обернулся. Отражение огромной, искрящейся в лунном свете серебряной статуи.
— Это люди, — сказал Ильян, отступая назад.
Цзюрен с трудом оторвал взгляд от серебряного колосса и удобнее перехватил меч.
— Не в нынешнем их виде.
Чудовища приготовились к прыжку. Цзюрен, пусть все в нем протестовало против бойни, готов был дать отпор, защищая беспомощного лекаря и напуганного «гулямами» Ратаму, и крепче стиснул рукоять меча.
Людей Кала-ана воспринимала как неизбежное зло. Если бы не все эти просительницы с их мелкими глупыми обращениями и мольбами, она умерла бы с голоду. Да и в компании она нуждалась, чтобы не одичать, как эти пришлые гулямы, которых свела с ума их собственная жадность. Еще Кала-ана порой думала, вот появится кто-нибудь, кто ей приглянется, и она по обычаю женщин своего почтенного древнего рода родит ему ребенка. Девочку. У них всегда, поколение за поколением рождались девочки. Такова была, наверное, воля Богини.
Но вот, приглянулся ей один, и что? Сперва он пробрался в одно из старых святилищ. Затем попытался ее обмануть, угрожал ей и, кажется, ни на секунду не раскаивался. А ведь Кала-ана почти поверила в его слезливую историю. Но что на деле? Как и все, он здесь ради Безумствующей. Она, что ли, на людей морок наводит?
Кала-ана служила Богине, но не слишком-то ее почитала. Очень уж любила Безумствующая морочить людям головы. Мать рассказывала, в древние времена ей служили великие мудрецы, чей разум Богиня осушала за пять-семь лет, превращая умнейших людей в младенцев, способных только пузыри пускать. Видать, люди измельчали, раз сейчас им хватает единственного взгляда.
Кала-ана постояла немного, разглядывая горизонт, потом подхватила корзину с высохшим бельем и пошла домой. Темнело уже, и нужно было накормить своих «гулямов», починить одежду да еще, пожалуй, сменить Шену этому повязку, посмотреть, как бы рана не загноилась. Корзину Кала-ана оставила в одной из кладовых, взяла заранее приготовленную еду, лепешки с сыром — мяса она «гулямам» не давала — и пошла в пещеру.
Мать называла это огромное помещение «Пустым сосудом». Маленькая Кала-ана часто спрашивала, откуда взялось такое название, но мать, кажется, и сама не знала и даже о том не задумывалась. Для мамы многие вещи были просты и не предполагали двойных толкований. Она никогда, к примеру, не задавалась вопросами, откуда взялась Богиня и почему один ее вид сводит с ума. И почему только пришлых и мудрецов из легенд, а у Кала-аны не вызывает ни трепета, ни страха, ни почтения? Разве что легкую тревогу.
Пещера была огромной и полнилась странными гулкими звуками. Чужие голоса разносились далеко. Чужие, чуждые, жуткие. Отбросив еду, Кала-ана побежала через пещеру, перепрыгивая нагромождения камней, и едва успела вовремя. Ее «гулямы», наполовину напуганные, наполовину обозленные, бесновались и прыгали, а перед ними — трое незнакомцев. Двое в каррасской одежде, а третий — из кочевого племени. Они были ошеломлены, Богиня на всех так действовала, и напуганы. Испуганные люди часто совершают жестокие и глупые вещи.
— Не трогайте их! — крикнула Кала-ана по-каррасски, и сама не зная толком, к кому обращается.
Ее окрик заставил всех замереть, даже несчастных гулямов, и повернуть головы. В глазах потемнело. Все вокруг на мгновение показалось ей залитым кровью, Кала-ана почти ощутила ее запах, ее вкус на губах. Сглотнув горечь, она нашла в себе силы закончить:
— Не смотрите на статую! Ничего не делайте вообще!
Девушка, совсем юная, загорелая, в ослепительно-алом наряде взобралась на камень и тут же согнулась пополам, тяжело дыша. Уперлась руками в колени. Гулямы, заслышав ее голос, замерли и повернули головы. Цзюрен, не сводя с них взгляда, медленно опустил меч, потом посмотрел на Ильяна. Тот пожал плечами. Эффектное появление незнакомки и на него произвело впечатление, но как себя вести, лекарь пока не знал. Зато мгновенно среагировал Ратама: выронил меч, упал ниц и забормотал: «Госпожа ведьма! Госпожа ведьма! Не гневайся!» Ведьма распрямилась наконец, приосанилась и приобрела вид самый важный и грозный. У Ильяна это только вызвало улыбку: девушка была миловидная и юная, едва ли старше Лин.
Впрочем, быстро стало не до смеха. Девушка шагнула ближе, и «гулямы», как верные псы, метнулись к ее ногам.
— Вам нельзя здесь находиться, — сказала девушка строго. У нее была достаточно правильная речь, с легким гортанным местным акцентом. — Уходите.
ebooksa