— Я смотрю, вы заскучали? — возле нашего столика неожиданно вырос Рубилин с бутылкой коньяка.
Варя вздрогнула.
— Ты куда пропал? — как ни в чем не бывало улыбнулся я.
— Ходил за нормальным напитком, — просиял он, торжественно размахивая бутылкой (это оказался не коньяк, а виски «Кинг Георг 4» — и правда большая редкость в СССР). — В меню его нет, но для особых гостей, я знаю, у них всегда припасено. Официант виски зажилил, пришлось переговорить со старшим. Он любезно согласился нам уступить бутылочку.
— Цена, наверное — космос, — поддержал я разговор, как бы подчёркивая с уважением широкие возможности завсклада Рубилина.
— Да ерунда, — широко развел руками Толя, не в силах удержать кривой улыбки. — Я угощаю…
— А мы разве особые гости? — Варя удивленно приподняла бровь.
— А как же, — подмигнул Толя, в его глазах уже не было недавней тревоги и беспокойства, а играла бравада добытчика.
— Не знала, что заведующий складом горторга — привилегированная должность, — Варя проговорила это мягко и игриво, будто ради шутки, но при этом продолжала пристально смотреть на Рубилина, будто вопрошала: «кто же ты такой, суженый-ряженый?».
— Да я-то что? — отмахнулся Толя. — Это вы — гости важные. «Москва» и прокуратура. Я поведал, кто за четвертым столиком сидит, и мне быстренько нужную бутылочку принесли, а не то пойло, что у нас на столе.
— С каких это пор армянский коньяк пойлом стал? — фыркнула Варя, надув губки.
На следующий день, ближе к полудню, Федя зашел в кабинет, что-то гордо неся под мышкой.
— Вот, смотрите! — изрек он и положил на стол перед Гороховым стопку отпечатанных листочков. — Я тут в дом литераторов наведался, справки кое-какие навел насчет взаимоотношений Светлицкого с писательской братией и рукопись рассказа вам принес.
— Что за рассказ? — вскинул на оперативника бровь Горохов. — Светлицкого?
— Нет, Ковригина Сильвестра Велиаровича! Того самого, что в недругах у Светлицкого числится. Поговорил с начальницей этого самого литературного дома.
— Заместителем председателя союза писателей? — уточнил я.
Именно её я расспрашивал, представившись начинающим писателем, около недели назад. И именно она ничтоже сумняшись показала мне ту анонимку, где Светлицкого обвиняли в плагиате.
— Ага, с ней самой, с Антониной Арсеньевной Шишкиной. Так вот, — бойко продолжил Федя, — я рассказал ей про недавнее покушение на жизнь Всеволода Харитоновича. Сказал, что, мол, расследую это дело. О том, что Ибрагимов коньки отбросил и дело прекращено за смертью подозреваемого — умолчал. Поспрашивал, кто мог желать зла местной знаменитости. Она сказала, что явных врагов у Всеволода Харитоновича нет, про анонимку рассказала, которую Андрей забрал, а потом вдруг будто вспомнила, что был у них некий Ковригин в Союзе писателей, которого потом исключили голосованием.
— И что? — недоуменно жевал нижнюю губу Горохов.
— А то, что его исключили по инициативе — угадайте, кого!