Я затормозить не успеваю, понимаю, что вот-вот сорвусь и полечу вниз, но Маша в последний момент вскидывает руку и бьет по лицу так, что меня отбрасывает назад.
Просыпаюсь в то же мгновение, хватаюсь за щеку и болезненно морщусь. Сколько затрещин я вчера получил? Пять, семь, десять?.. Сбился со счета.
Да хоть сотню, если ей от этого хоть чуточку легче стало.
Перевернувшись на спину, пытаюсь разлепить глаза. Это простое движение отдается в голове грохотом тамтамов. Свет режет глаза и добавляет страданий.
Неудивительно, учитывая, сколько я влил в себя вчера вискаря. Пил, пока он обратно лезть не начал, пока мозги не отключились.
Опять, что ли, нажраться?.. Соблазнительная идея, но… бл*дь… работа… Вечером Черенцов прилетает, встретить надо.
Лежу трупом, настраиваясь, что надо встать, чтобы хотя бы выпить две таблетки аспирина. Где-то вдалеке надрывается мой телефон. Насрать.
Сквозь адскую головную боль и клочья пьяного дурмана просачиваются воспоминания о вчерашнем вечере. И первым делом, конечно, слова Маши.
Слова — пули. Слова — отравленные стрелы.
«Сосала… глотала… вкусно…»
Не верю. Не могла она. Она бы не стала, как я…
Не могу верить, потому что знаю, что не вывезу этой правды. Не знаю, как Маша с этим справилась, как живет дальше, каждый день на работу ходит, улыбается даже, с Волковым…
Произнесенная мысленно его фамилия вызывает приступ острой боли.
Если она с ним же так же, как со мной вчера… Если целовать, трогать себя разрешает… Если нравится ей это…
То я ее потерял. Пздц!
Телефон звонить не перестает. Приходится встать.
Ковыляю в прихожую, долго ищу его в ворохе одежды, а потом иду за аспирином на кухню.
Жека звонил, Майер, Миша два раза, пять раз мама и ни одного — Маша.
Перезваниваю только маме.
— Руслан, почему трубку не берешь? — раздается в трубке ее обеспокоенный голос.