Задрав лицо к небу, пытаюсь разглядеть на нем звезды. Ничерта не видно — слепят ночные фонари.
Иду, не чувствуя ничего, кроме тотального опустошения и ступора, как при болевом шоке. Только мысль одна в голове бьется: «Конец. Теперь точно конец». Делить ее с другим мужиком я точно не стану. Просто не смогу.
Маша это знает.
Докуривая вторую сигарету, прохожу несколько дворов, пересекаю проезжую часть по пешеходу. Шагаю к своему дому.
Чувствую, как постепенно замерзаю, но вместе с тем мысли мои начинают проясняться, и приходит понимание.
В голове прорисовываются ее мотивы.
Резко торможу и хватаю ртом порцию ледяного воздуха.
Она платит мне моей же монетой. Решила протащить через ад, который прошла сама, на брюхе.
Ведь это предложение из разряда того минета Волкову, когда она якобы сосала и глотала? На прочность меня испытывает, что ли?
Невольно улыбнувшись, снова задираю голову кверху и шмыгаю носом.
Нет никакого Волкова. Они не спят, иначе зачем ей я?
Мать твою! Это шанс, Лебедев! Тебе только что дали шанс, который ты едва не просрал!
Бл*дь! Бл*дь!!!
Дышу ртом, чувствуя, как глаза наполняются гребаными слезами. И груди расцветает надежда, что еще не все потеряно. Если Маша решила дать этот шанс, значит, она тоже так думает.
— Руслан Андреич… — раздается за спиной голос Семена, — все в порядке?
— А… да… да… — быстро киваю, — нормально все. Почти пришли.
Оказавшись дома, физически сдуваюсь. Сказываются бессонная ночь, перелет и эмоциональное потрясение. Шок, отступив, сменяется непонятной нервной дрожью.
Скинув пальто, прохожу в ванную и умываю лицо горячей водой и смотрю на себя в зеркало. Вид придурковатый какой-то, как у душевнобольного.
Или как у только вернувшегося с того света.
Раздевшись до трусов, беру телефон и пишу Маше сообщение.