Лицо Аркрайта омрачилось.
– Свадьбы? – тихо спросил он.
– Да. А вы не знали? Моя подруга мисс Хоторн выходит замуж за мистера Сирила Хеншоу через месяц.
Ее собеседник расслабился.
– Ах, мисс Хоторн! Я не знал, – сказал он, а потом спросил с видимым удивлением: – За мистера Сирила? Музыканта?
– Да. Вы, кажется, удивлены?
– Удивлен, – Аркрайт помедлил, а потом резко продолжил: – Понимаете, не далее как в прошлом сентября Калдервелл говорил мне, что братья Хеншоу не из тех, кто женится. Разумеется, я удивлен, – с этими словами он встал, собираясь прощаться.
Билли вдруг залилась алым.
– Тогда вы должны узнать, что…
– Что он, конечно же, мог и передумать, – весело сказал Аркрайт, приходя ей на помощь: смущение не позволило ей закончить фразу. – Но Калдервелл так выразительно охарактеризовал их всех. Он сказал, что сердце Уильяма мертво уже много лет, у Сирила его вообще нет, а Бертрам…
– Но, мистер Аркрайт, Бертрам… – Билли облизнула губы и попыталась не позволить Аркрайту продолжить, но снова ничего не сказала, и ей снова пришлось выслушать совсем другое заключение из уст сидящего рядом человека.
– Он художник, – сказал Аркрайт. – Калдервелл заявил, что его может заинтересовать только наклон подбородка или цвет щеки, которые он захочет нарисовать.
Билли вздрогнула и побледнела. Разве могла она сказать, что помолвлена с Бертрамом Хеншоу? Вскоре Аркрайт обнаружит это сам и, может быть, как и Хью Калдервелл, подумает, что все дело в изгибе ее шеи или…
Билли гордо подняла голову и протянула руку, прощаясь.
Глава IX
Ковер, картина и испуганная девушка
Наступил День благодарения. Снова братья Хеншоу пригласили Билли и тетю Ханну провести с ними целый день. На сей раз, впрочем, присутствовала и еще одна гостья – Мари Хоторн.
Какой же это был прекрасный день для всех и для всего! Во-первых, сама Страта: от кухни Дон Линга в подвале до владений Сирила на верхнем этаже весь дом блестел, вычищенный старыми, но прилежными руками Пита. В гостиной, в комнате Бертрама и в его мастерской стояли огромные букеты розовых роз, смягчавшие мрачную торжественность старой мебели. Перед огнем лежала и щурила сонные желтые глаза стройная серая кошка, украшенная огромным бантом, в точности совпадавшим по цвету с розами (Бертрам лично проследил за этим). В мастерской Бертрама последнее «Лицо девушки» уступило место целой группе холстов и декоративных тарелок, на каждой из которых была изображена Билли Нельсон. Наверху, где сокровища Уильяма хаотически заполняли полки и шкафы, почетное место было отдано небольшому квадрату черного бархата, на котором покоилась пара затейливых эмалевых зеркальных ручек из Баттерси. В комнатах Сирила, обычно аскетически-строгих, появились красивый восточный ковер и кресла в мягких чехлах – теперь тут принимался во внимание и еще чей-то вкус.
Когда дамы позвонили в дверь, Пит впустил их с такой быстротой, что можно было бы предположить, будто он тайком подсматривал в окно. На лице Пита боролись невозмутимость, соответствующая его высокому положению, и восторг при виде гостей. Невозмутимость выдержала дружеское приветствие миссис Стетсон, но пала, когда Билли Нельсон радостно сказала:
– Доброе утро, Пит!