– Какие-то по памяти, но большинство с натуры. Тут много набросков, которые я делал, когда она жила в этом доме четыре или пять лет назад, – ответил Бертрам. – Например, вот этот. – Он выдвинул на свет изображение смеющейся темноглазой девушки с маленьким серым котенком, смотрящим на зрителя яркими глазами. – Позвольте представить вам единственного и неповторимого Спунка.
– Какой хорошенький! – воскликнула Мари.
– Видела бы ты его во плоти, – сухо вставил Сирил, – никакая кисть не в силах нанести на холст это маленькое дикое исчадье Сатаны.
Все, кроме Билли, рассмеялись. Она вообще держалась странно молчаливо и стояла чуть в стороне от всех. Она казалась слегка испуганной, нервно терзала носовой платок, смотрела налево и направо, но везде видела только себя.
Иногда в анфас, иногда в профиль, иногда только ее глаза смотрели с веера или просто из небытия. На одной картинке изображен был ее затылок – буйная масса вьющихся волос, отливающих бронзой. И еще один затылок, а под ним – открытая стройная шея и плечи, прикрытые шарфом. На другой картине виднелся край ее щеки, а на заднем плане – рука, держащая четыре игральные карты, на которые смотрела девушка с картины. Иногда на картинах была веселая Билли со смешинками в глазах, иногда скромная Билли, на щеки которой падала тень от длинных ресниц. Встречалась грустная Билли, смотрящая зрителю прямо в глаза. Но это всегда была Билли.
– Я полагаю, что здесь мне удалось идеально изобразить наклон подбородка, – заговорил Бертрам.
Билли вдруг вскрикнула и побелела. Сделала шаг вперед.
– Бертрам, нет! Только не наклон подбородка! – с трудом проговорила она.
Бертрам удивился.
– В чем дело, Билли? Что случилось?
Девушка опомнилась и попыталась засмеяться. Она видела испуг в глазах жениха, Уильяма и всех остальных.
– Ничего, – торопливо сказала она, – все в порядке.
– Билли, что все-таки случилось? – в глазах Бертрама появилась тревога. – Дело в картине? Я думал, она тебе нравится.
Билли снова засмеялась, на сей раз более естественно.
– Бертрам, как ты можешь ожидать, что мне «понравится» что-то из этого? – она обвела рукой вездесущих Билли. – Мне кажется, что я зашла в комнаты с тысячей зеркал и что меня застали, когда я румянила щеки и красила брови.
Уильям засмеялся. Тетя Ханна и Мари снисходительно улыбнулись. Даже Сирил усмехнулся. Только Бертрам, ничего не понимая, отложил в сторону холст, который держал в руках.
Билли внимательно изучала набросок, который был прислонен к стене. Набросок был не слишком хорош и даже не закончен, но Билли это совершенно не волновало. Она вдруг спросила:
– Бертрам, что это?
Ответа не последовало. Бертрам был очень занят перекладыванием других набросков. Мари и тетя Ханна, а за ними Уильям и Сирил, как раз скрылись за большим мольбертом, скрывавшим дверь в гостиную. В следующую минуту из гостиной послышался веселый гул голосов. Бертрам поспешил через всю мастерскую к девушке, склонившейся над наброском в углу.
– Бертрам! – воскликнула Билли, когда он поцеловал ее в щеку.