– Билли, почему вы зовете меня «миссис Хартвелл»? Это так формально. Раньше вы звали меня «тетей Кейт».
– Я тогда была совсем юна, – Билли встревожилась, потому что последние два часа она очень старалась быть гостеприимнейшей хозяйкой, поскольку принимала сестру Бертрама.
– И правда. Почему бы тогда не просто «Кейт»?
Билли замялась. Она не понимала, почему ей так тяжело обращаться к миссис Хартвелл по имени.
– Разумеется, – продолжила леди, – когда вы станете женой Бертрама и моей сестрой…
– Да, конечно! – Билли вдруг все поняла.
Как ни странно, раньше она никогда не думала о миссис Хартвелл как о своей сестре.
– Я с удовольствием буду звать вас Кейт, если вам этого хочется.
– Спасибо, я буду очень рада, – кивнула ее собеседница. – Вообще-то, моя дорогая, вы мне очень нравитесь, и я обрадовалась, узнав, что вы станете моей сестрой. Разве что я предпочла бы Уильяма, а не Бертрама.
– Но это невозможно, – улыбнулась Билли, – я люблю вовсе не Уильяма.
– Но Бертрам! Это же абсурдно!
– Абсурдно? – Билли больше не улыбалась.
– Да. Простите меня, Билли, но весть о помолвке Бертрама меня удивила не меньше, чем о помолвке Сирила.
Билли побледнела.
– Но Бертрама никогда не считали женоненавистником, в отличие от Сирила.
– Женоненавистником? Господи, нет. Он всегда очень любил женщин. Разве его вечное «Лицо девушки» этого не доказывает? Бертрам всегда любил женщин… рисовать женщин. Но если речь заходит о серьезном отношении к ним… Билли, что случилось?
Билли внезапно встала.
– Прошу меня простить, я отлучусь на пару минут, – тихо сказала Билли, – мне нужно кое-что сказать Розе. Я скоро вернусь.
На кухне Билли поговорила с Розой – потом она не могла вспомнить, что именно сказала. В любом случае, она провела там совсем немного времени, так что никаких подробных указаний дать не могла.
Оказавшись в своей комнате, она плотно закрыла дверь, взяла со стола фотографию Бертрама и тихо, но зло, заговорила с ней.