Впрочем, очень скоро она задумалась: не столько о том, что сказала сама, сколько о том, что сказала Кейт. Многие из фраз Кейт она запомнила слишком хорошо. Ей казалось, что они стоят у нее перед глазами огненными буквами и пылают. Например:
«Уильям говорит, что Бертрам ни на чем не способен сосредоточиться, что уже несколько недель он угрюм, как сыч».
«Дело в женщине… то есть в вас».
«Вы не сможете сделать его счастливым».
«Бертрам не из тех, кто женится, и он не изменится никогда».
«Женщины для него всегда были всего лишь красивыми предметами, которые можно рисовать. И так будет и дальше».
«До этой зимы он всегда был беззаботным и радостным, и вспомните, какие красивые картины он писал. Он никогда не привязывался к девушке до прошлой осени».
«И что же случилось?»
«Он мрачен, раздражен, недоволен своей работой и не похож на себя. И ему не удался этот портрет».
«Вы же не хотите разрушить его карьеру?»
Билли начала понимать, что на самом деле не дала никакого ответа на письмо Кейт. Она даже не затронула самый важный вопрос. Возможно, ее ответ был вежливым и достойным, но назвать его окончательным и ясным было никак нельзя.
Добравшись до дома, Билли немедленно расплакалась. Бертрам в самом деле вел себя странно. Он в самом деле был чем-то обеспокоен. Его картина в самом деле… Вздрогнув, Билли отбросила эти мысли и решительно утерла слезы. Она яростно твердила себе, что все решено. Презрительно говорила, что это «всего лишь Кейт» и что она не позволит ей снова испортить себе жизнь. Она немедленно взяла свежий журнал и раскрыла его.
Так вышло, что и чтение не принесло Билли покоя, потому что первая же статья, которая попалась ей на глаза, была озаглавлена:
«Женитьба и артистический темперамент».
Вскрикнув, Билли отбросила журнал и взяла другой. Но даже статья о «Неуловимом Шопене», которую она там обнаружила, не сумела ее отвлечь. Она то и дело смотрела в угол, где лежал, противной обложкой вниз, насмехающейся над ней журнал.
Билли понимала, что в конце концов поднимет журнал и прочитает статью от начала до конца. И сделав это, она не удивилась, что счастливее от этого отнюдь не стала.
Автор статьи не одобрял браки обладателей артистического темперамента. Он говорил, что художники принадлежат искусству и вечности. Статью украшали длиннейшие слова и пышные фразы, многие из которых Билли толком не поняла. Дочитав до конца, она ощутила ужасное чувство вины, как будто уже вышла замуж за Бертрама, совершив тем самым ужасное преступление. Она убила Искусство, придушила Честолюбие, разрушила Вдохновение и вообще всем мешала. Бертрам же был отныне и навеки обречен на безвестность.
Разумеется, через час или два после всего этого, когда Билли встретилась с Бертрамом, она совсем не походила на себя. Бертрам, который все еще жестоко страдал от лап чудовища, порожденного его собственной ревностью, при виде своей печальной возлюбленной немедленно вообразил самое худшее. Вечер был полон вздохов, незаданных вопросов и мучительных взглядов и никому не принес радости.
Шли дни, и Билли начала думать, что весь мир заодно с Кейт – так часто ей встречались те же мысли, чуть-чуть замаскированные или высказанные немного другими словами. Билли понимала, что ей это всюду мерещится, потому что она боится этого, но видения продолжались. В книгах, которые она читала, в пьесах, которые смотрела, в случайных словах друзей или незнакомых людей всегда находилось что-то, что пугало ее. Даже в пожелтевшей газете, которой была застелена верхняя полка шкафа, она обнаружила рассуждение о том, должна ли жена художника сама быть художником, и вздрогнула – но прочитала всю статью целиком.
Кто-то говорил, что нет, а кто-то, что да, но все соглашались на том, что это зависит от самого художника и его жены. Билли нашла в этой статье немало пищи для размышлений, немало интересного, но ничего, что ее успокоило бы. Возможно, с этого начался новый виток проблемы. Закончив читать статью, она почти плакала.