Осиная фабрика

22
18
20
22
24
26
28
30

— Черт, — сказал он и покачал головой.

Я сел за игру и подождал появления моего корабля.

3

Слегка опьянев от трех пинт, которые я выпил, я поехал на остров, насвистывая. Мне всегда нравились наши с Джеми беседы во время ленча. Когда мы встречаемся с ним по субботам, мы иногда разговариваем, но не слышим друг друга во время выступления групп, а после я или слишком пьян для разговоров, а если могу говорить, слишком пьян, чтобы вспомнить, о чем мы говорили. Что, наверно, то же самое, если судить по тому, как довольно умные люди превращаются в бормочущих, грубых, твердолобых и хвастливых идиотов, когда количество молекул алкоголя в крови превышает количество их нейронов. К счастью, это можно заметить только оставаясь трезвым, поэтому есть выход, приятный (по меньшей мере временно) и очевидный.

Когда я пришел домой, отец спал в шезлонге в саду. Я поставил велосипед в сарай и смотрел на отца из дверного проема сарая, если он проснется, я смогу сделать вид будто я закрываю дверь. Его голова слегка наклонилась в мою сторону, рот был слегка открыт. У него были на глазах темные очки, но я видел сквозь стекла его закрытые глаза.

Мне нужно было пойти пописать, поэтому я смотрел на него не очень долго. У меня не было особенных причин для наблюдения за ним, просто мне нравится это делать. Мне приятно чувствовать, что я его вижу, а он меня нет, я настороже и в полном сознании, а он нет.

Я ушел в дом.

4

После быстрого обхода Столбов, я провел понедельник за починкой и улучшением Фабрики, работал, пока не заболели глаза, и отец сказал мне спуститься и пообедать.

Вечером шел дождь, я остался дома и смотрел телевизор. Я рано лег спать. Эрик не звонил.

5

Когда я простился с примерно половиной пива, выпитого в Гербе, я пошел посмотреть на Фабрику. Я залез на чердак, который был наполнен солнечным светом, теплом и запахом старых интересных книг, и решил привести чердак в порядок.

Я сложил старые игрушки в ящики, рулоны ковров и обоев поставил на место, откуда они упали, приколол пару карт обратно на наклонный деревянный потолок, убрал инструменты остатки материалов, которые я использовал для ремонта Фабрики и загрузил отделения Фабрики, нуждавшиеся в загрузке.

Пока я всем этим занимался, я нашел интересные вещи: самодельную астролябию, которую я когда-то сделал; коробку с частями модели укреплений вокруг Византии; остатки моей коллекции изоляторов с телеграфных столбов и старые записные книжки, оставшиеся от времен, когда отец учил меня французскому. Пролистав их, я не смог найти очевидного обмана, он не учил меня ругательствам вместо “извините” или “как пройти к железнодорожной станции”, хотя, должно быть, искушение было почти непреодолимым.

Я закончил уборку, несколько раз чихнув от висевших в золотом пространстве чердака сверкающих пылинок. Еще раз посмотрел на обновленную Фабрику, просто потому что я люблю смотреть на нее, переделывать ее, трогать ее, нажимать на ее маленькие рычаги, открывать двери. Наконец я оттянул себя от нее, мысленно говоря: довольно скоро у меня будет возможность использовать Фабрику по назначению. Днем я поймаю осу и следующим утром пущу ее в дело. Я хотел еще раз допросить Фабрику до появления Эрика, я хотел точнее знать будущее.

Конечно, было немного рискованно задавать один и тот же вопрос дважды, но я подумал: чрезвычайные обстоятельства требуют, и в конце концов Фабрика принадлежит мне.

6

Я без труда поймал осу. Она, можно сказать, пешком прошла в церемониальную банку из-под джема, в которой я всегда держу заключенных для Фабрики. Я поставил банку, закрытую крышкой с дырочками, и содержащую кроме осы несколько листьев и кусочек кожуры апельсина, в тень берега реки и начал строить плотину.

Я работал и потел в сете дня и раннего вечера, пока отец красил заднюю часть дома, а оса осматривала внутреннюю стенку банки, шевеля антеннами.

Когда я наполовину построил плотину — не лучшее время для перемен — я подумал, что было бы забавно взорвать ее, поэтому я позволил воде переливаться и нашел самую маленькую бомбу с электрическим детонатором. Я прикрепил детонатор к проводкам от фонарика, использовав оголенные концы провода, выглядывающие из просверленной в черном металлическом корпусе дырочки, и завернул бомбу в пару пластиковых мешков. Я заложил бомбу в основание главной плотины, вывел провод за плотину, за неподвижную воду позади плотины, почти туда, где ползала в своей банке оса. Я прикрыл песком провода, чтобы все выглядело более естественно, а потом продолжил строительство.

Система плотин получилась очень большой и сложной, там была не одна, а две деревеньки, одна между двумя плотинами, и одна за последней плотиной. Там были мосты и маленькие дороги, замок с четырьмя башнями и два дорожных туннеля. Незадолго до часа, когда мы пьем чай, я вывел последний проводок из фонарика и перенес банку с осой на вершину ближней дюны.

Я видел как отец красил вокруг окон холла. Я вспомнил узоры, которые он когда-то нарисовал на парадной стене дома, которая повернута к морю; я их помнил уже поблекшими, но они были классическими, вдохновленными глюками искусства: огромные машущие мечи и жертвенники, которые прыгали по стене как разноцветные яркие татуировки, изгибавшиеся над окнами и дверью. Реликт, оставшийся от времен, когда отец был хиппи, сейчас они уже исчезли, стертые ветром и морем, и дождем, и солнцем. Остались только очень нечеткие контуры, еще различимые вместе с несколькими цветными пятнами, похожими на отслаивающуюся кожу.

Я открыл фонарик, положил внутрь цилиндрические батарейки, закрепил их и нажал кнопку включения на торце фонарика. Ток шел от девятивольтовой упаковки батареек, примотанной изолентой к фонарику, по проводам идущим через дырку, где была лампочка и в оболочку бомбы. Где-то около центра бомбы стальная вата разгорелась сначала неярко, потом ослепительно и начала плавиться, белая кристаллическая смесь взорвалась, разрывая металл — я еле смог его согнуть, это стоило мне много пота, времени и сил — словно бумагу.

Бах! Передняя часть главной плотины вывалилась вперед и вверх, грязная смесь пара и газа, воды и песка подпрыгнула в воздух и плюхнулась обратно. Шум был замечательный, тупой, и дрожь земли я почувствовал задницей сквозь штаны за секунду до звука взрыва, он был сильный.