Ксандер

Я дико затрясла головой.

— Пожалуйста, ты должен развернуть яхту. Мы должны вернуться, — взмолилась я.

Он провел рукой по моей спине, и я сжала плечи от прикосновения, хотя мои соски напряглись под простыней. Он наклонился, касаясь губами моего уха.

— Наверняка ты уже понимаешь, что Генри без колебаний убьет тебя, если увидит в таком состоянии. — Его взгляд многозначительно задержался на моем теле, обнаженном под тонкой простыней.

По моему покрытому синяками лицу пробежала предупреждающая дрожь. Меньше всего мне хотелось видеть Генри. К этому моменту шумиха на вечеринке должна была утихнуть, и он несомненно заметил, что мы пропали вдвоем. И то, что он остался один среди осколков разбитых бокалов с шампанским и публичного унижения, пока его светский круг распространял мелкие сплетни, определено, лишь усилило его гнев.

Мне негде было спрятаться. Генри жил ради мести. Он уничтожал всех, кто переходил ему дорогу в бизнесе, а в личных вопросах был еще более безжалостен. Держу пари, он аннулировал мои кредитные карты и банковские счета, как только понял, что я его бросила. Хуже того, что, если бы он воспользовался своими правами опекуна? Я содрогнулась от этой мысли.

Последнее, чего я хотела, это видеть его снова, и размышляла о том, есть ли кто-нибудь, кто согласился бы приютить меня на несколько дней.

Единственным человеком, который пришел мне в голову, была Пия. Однако мне было слишком стыдно появляться на ее пороге после того, как я позволила Генри разрушить нашу дружбу. Я поддалась манипуляциям Генри и даже не объяснила причину своего участившегося отсутствия в ее жизни. Я не могла предложить ни одного объяснения, которое не заставило бы меня звучать как женщина, запертая в клетке. У нее не было оснований прощать меня, и я не хотела подвергать ее гневу Генри за то, что она помогла мне.

Улыбка на лице Ксандера превратилась в оскал, как только он распознал выражение на моем лице. Он знал о моей дилемме, потому что, конечно же, уже обдумывал ее.

У меня никого не было.

Внезапно он отпустил меня и направился к двери.

— Мне нужно сделать несколько звонков до того, как мы причалим, а на этом судне только один стационарный телефон. Обязательно съешь что-нибудь, — сказал он мне, кивнув на нетронутый поднос. — Я проверю тебя, когда закончу.

Затем дверь захлопнулась — и заблокировалась — за ним, а панель сменила цвет с зеленого на красный.

Я придержала простыни и попыталась открыть дверь, ударив по ней кулаком. Очевидно, теперь я была его пленницей. Дерьмо.

Я вспомнила наши невинные беседы, те мимолетные моменты, когда мне казалось, что я могу найти друга в лице сына Генри. Но Генри оставил меня с синяками, а его сын решил, что объедки отца должны достаться ему.

Разочарованно повернувшись, я направилась к другой двери, которая вела в смежную ванную комнату. Там была мраморная столешница, причудливые золотые краны и душ, который стекал прямо в пол, отделенный от остального пространства лишь низким бортиком для отвода лишней воды.

Я ахнула, когда сбросила простыню и увидела свое отражение в богато украшенном зеркале. Мое лицо распухло в том месте, где Генри ударил меня, а живот и ноги были покрыты темными синяками. При ближайшем рассмотрении я обнаружила на пятнах остатки крема. Кто-то обработал мои синяки мазью. Ксандер?

Покачав головой, я облегчилась и залезла под душ, хотя убила бы за то, чтобы принять ванну. Я чувствовала боль от ударов Генри при каждом движении.

Закрыв глаза, я намылила шампунем свои взлохмаченные волосы, наслаждаясь травяным ароматом пара. Я не знала, что такое кизил, но пах он вкусно, и от его сладости у меня заболело горло.

Я вышла из душа, на этот раз избегая своего отражения в запотевшем зеркале. Спальня по-прежнему была пуста, а в шкафу не нашлось ничего, кроме нескольких лязгающих вешалок, покрытых поролоном. Я подняла простыню и обернула ее вокруг себя, образовав подобие тоги, которую не надевала со времен своего студенчества.