– Зачем? – тихо спросила она.
– Потому что хочу, – не нашел я лучшего ответа. – Эгоист, да? Наверное. Но… Даш, я не хотел тебе сделать больно. Прости, если делал.
– Делал.
Даже от самых простых слов может быть больнее, чем от метких ударов по болевым точкам. Слова-лезвия.
Но, наверное, я заслужил.
– Возможно, я и правда мудак, – вздохнул я. – Прости. Возможно, я не понимал, что делаю.
После этих слов я пошел к своей двери, не веря в то, что сделал. На полпути я остановился и сказал Дашке напоследок:
– И да, я запал на тебя. Давно.
Искренне. От всего сердца.
– Что?.. – ошарашенно спросила она. Я улыбнулся и закрыл дверь. А после прислонился к ней спиной, тихо смеясь. Я реально сошел с ума. Но я действительно хотел, чтобы она была моей.
Я всегда этого хотел, но боялся признать это в полной мере.
– Дань, что с тобой? Ты пьян, что ли? – услышал я голос матери, которая выглянула в прихожую, услышав мой смех.
– Немного, – улыбнулся ей я. Она нахмурилась.
– Ты же за рулем. Совсем, что ли? – не поняла она мой юмор.
– Ма, конечно, нет, – отозвался я весело. – Просто у меня хорошее настроение.
– Именно поэтому ты уже минут десять смеешься в прихожей, даже не разувшись? Не знала, что когда у людей хорошее настроение, они так делают, – покачала головой мать. А я обнял ее и потащил на кухню, заявив, что голоден.
Этот поздний вечер стал переломным. Наши отношения с Дашкой стали меняться.
Сначала она явно оценивала нас обоих – и меня, и Савицкого, который казался мне все более и более подозрительным, ведь ни с кем кроме Дашки он не общался. Злило ли меня это? Отчаянно злило. Но я терпел – понимал, что иначе и быть не может. Меня не было в жизни Сергеевой несколько лет. И я не мог врываться в нее и устанавливать свои правила. Мне нужно было доказать Дашке, что не такой уж я и козел. Что я не хуже Савицкого. Что заслуживаю ее внимания и нежности.
Что люблю ее.
Я пытался быть милым, хотя, на самом деле, мой сложный характер с трудом позволял делать это. Мне раз за разом казалось, что я ломаю себя. Но все равно я ни о чем не жалел. Теперь я не хотел отступать. Не хотел повторять ошибки нашего детства.