Творец слез

22
18
20
22
24
26
28
30

Я перешагнула порог и оказалась в узкой прихожей. Первое, что меня поразило, — запах. Не влажный запах плесени, проступающей сквозь штукатурку на потолках в Склепе. Нет, этот запах приятный, густой, почти… родной. В нем было что-то особенное, и я поняла, что тем же ароматом веяло от Анны.

С жадным любопытством я оглядела прихожую. Слегка потертые обои, на стенах кое-где пустые рамки; у двери на столике салфетка, на ней — миска для ключей. Во всем этом чувствовалось что-то настолько личное, что я на мгновение замерла на пороге, не в силах шагнуть вперед. — Тут у нас не слишком просторно, — смущенно почесывая затылок, сказал мистер Миллиган, но я не могла с ним согласиться.

Боже, это… идеальный дом.

— Ваши комнаты наверху.

Анна стала подниматься по узкой лестнице, и я, воспользовавшись моментом, украдкой взглянула на Ригеля. Он держал свою коробку двумя руками и осматривался, слегка опустив голову, его лицо не выражало никаких эмоций.

— Клаус! — позвал мистер Миллиган, ища кого-то. — Куда он опять залез?

Я слышала, как он вышел из дома, а мы поднялись на второй этаж.

Нам с Ригелем отвели две свободные комнаты.

— Раньше здесь располагалась вторая гостиная, — сказала Анна, открывая дверь комнаты, которая должна теперь стать моей. — Потом мы сделали из нее гостевую. На случай если кто-то из друзей… — Она запнулась на полуфразе, зажмурилась и улыбнулась. — Неважно… Теперь она твоя. Посмотри, нравится? Если захочешь что-то здесь поменять или переставить мебель, то пожалуйста…

— Нет… — прошептала я, стоя на пороге комнаты, которую наконец-то могла считать своей. Больше никаких общих комнат и жалюзи, разрезающих на полосы утренний свет! Теперь я не буду ходить по холодному пыльному полу, не стану смотреть на мышиного цвета серые стены. Передо мной предстала скромная маленькая комнатка с красивым паркетным полом и высоким зеркалом в раме из кованого железа в дальнем углу. В открытое окно дул ветерок и мягко колыхал льняные занавески, на пурпурном покрывале белела стопка чистейшего постельного белья — не удержавшись, я пощупала уголок простыни, подойдя к кровати с коробкой под мышкой. А когда Анна ушла, я нагнулась и, закрыв глаза, глубоко вдохнула свежий, пьянящий запах белья.

Как же здесь хорошо!

Я долго осматривалась, не в силах осознать, что теперь у меня есть личное пространство. Потом поставила коробку на комод, открыла ее и пошарила по дну. Достала куколку-гусеницу, уже сильно выцветшую и потрепанную, — единственную памятную вещицу, подарок от мамы с папой, — и положила ее на подушку.

Какое-то время я простояла, с восхищением рассматривая подушку: моя…

Потом стала разбирать свои немногие вещи, что у меня были. Повесила одну за другой на вешалки кофты, единственный свитер, весь в катышках, и брюки; осмотрела носки и затолкала самые изношенные в дальний угол ящика, надеясь, что там их никто не найдет.

Спускаясь вниз и еще раз взглянув на дверь своей комнаты, я спрашивала себя, скоро ли и я пропитаюсь домашним запахом, который витал вокруг.

— Вы уверены, что не хотите пообедать? — позже спросила Анна, с тревогой глядя на нас. —

Может, все-таки перекусите чего-нибудь…

Я отказалась, поблагодарив. По дороге мы перекусили фастфудом, и я пока не проголодалась. Но Анна, судя по ее внимательному взгляду, кажется, в этом сомневалась. Затем она повернулась к Ригелю:

— А ты, Ригель? Кстати, я правильно произношу твое имя? Ригель, верно? — осторожно повторила она, произнося его имя так, как оно писалось.

Он кивнул, а потом, как и я, отказался от предложения пообедать.