– Неужели и с Хаконом ты такая?
– Какая же?
– Упрямая и холодная, словно Скади.
Вскидывает она брови, удивленная подобным сравнением. Останавливается, смотря на Ньяла, и отвечает растерянно, припоминая сказания о ледяной охотнице:
– С чего бы? Да и Хакона ведь я не по ногам выбирала.
Ньял улыбается, обращая на нее один из излюбленных своих лукавых взглядов. Ничего хорошего не сулит этот взгляд, и Ренэйст напрягается, ожидая, что же скажет ей острый на язык юноша.
– Знаю я,
Щеки северянки вспыхивают, подобно пламени костра. Как смеет он позволять себе подобные речи в отношении дочери конунга? Не имеет права на это даже потому, что несколько зим назад связали они себя узами побратимства, разделив свою кровь! Как воину, Ренэйст следует посмеяться над собой, но у нее не выходит. Сердечную тему затрагивает Ньял, словами подбирается к самому сокровенному, туда, куда не всех допускают. Не ему судить, отчего выбор ее пал именно на Медведя, и не ему ее осуждать! Она бьет его кулаком, сокрытым тяжелой кожаной перчаткой, в крепкое плечо, и заходится Ньял громким смехом.
– Не сердись, Белолунная, – смеется он. – Но уж больно ты была серьезна.
– И потому ты ведешь себя так, словно все еще остаешься несмышленым ребенком? – отвечает она. – То, что чувствуют другие, не имеет для тебя никакого значения, Ньял. Должна ли я говорить, почему
Хмурится Ньял, но не говорит ничего. Отворачивается, смотрит на небо, раскинувшее звездное полотно над их головами, и совестно становится Ренэйст за злые свои слова. Но в то же время отгоняет она от себя жалость; давно пора отучить наглеца вести себя подобным образом. Хороший Ньял друг, верный товарищ да славный воин, только себялюбив и жесток. Знает он, что любим народом, потому и пушит свой лисий хвост, не зная меры в своей гордости.
Остаток пути проходит в молчании, окутанном волнением. Как не волноваться, когда за святыми стенами ожидает судьба? Пройдя испытание, Ньял сможет называть себя мужчиной, и в походе он будет равным другим. Ренэйст же, даже пройдя испытание, останется женщиной, дочерью конунга. Пусть и пойдет в поход, да только никто не даст ей весла, не нагрузит работой, молчаливо напоминая о том, кто она. Боится этого Белолунная, ведь каждый на драккаре должен занять свое место. Не доверятся ей, отгородятся. Так и останется она белой среди серых.
Ощущение чужого взгляда, направленного в спину, вновь посещает ее. На ступенях Великого Чертога останавливается она, оборачивается, выискивая в свете факелов молчаливого наблюдателя. Тревога не исчезает, остается на кончике языка горечью. Она
– Почему ты остановилась? – спрашивает у нее Ньял, успевший уйти вперед. – Нечего смотреть назад, туда дороги больше нет. Мы можем идти только наверх.
Ренэйст медленно кивает головой, продолжая свой путь, слыша, как снег скрипит под ее сапогами. Он прав – нет дороги назад, и не должна она оборачиваться. Кто бы ни смотрел ей вслед, больше это не имеет значения.
Воины, стоящие на страже по обе стороны от тяжелой резной двери, выпрямляются, завидев их приближение. Олафсон кривит губы в лукавой усмешке, кидает на подругу детства быстрый взгляд, только та все так же невозмутима. Проходит она мимо, лишь кивает слегка головой, и распахивают стражи перед ними тяжелые двери.
Великий Чертог дышит на них жаром очага и ароматом съестного, а стуки каблуков, звучания музыки и множество голосов проникают в головы, наполняя их шумом. После морозного воздуха тепло жалит щеки уколами сотен крошечных игл, и Ренэйст трет их ладонями, предварительно сняв перчатки и сунув их за пояс, словно это поможет. За ее спиной Ньял широким движением стирает с бороды подтаявший иней, смахнув с пальцев капли воды. Взглядом находит он братьев своих и отца, столь же рыжеволосых и шумных, как и он сам, и говорит, обращаясь к своей спутнице:
– Пожалуй, присоединюсь к веселью моих родичей. Совсем скоро начнется наше посвящение. Боишься?
Фырчит она задорно, слегка откинув назад голову, но даже слепец заметит, сколь фальшив этот задор.
– Шутишь, Ньял, сын Олафа? Стали б называть меня Белой Волчицей, коль боялась бы я испытаний?
ebooksa