– Я не стыжусь, – шепчет она, – мне лишь кажется, что я не готова. Ты назвал меня своей наследницей, но… правильно ли ты поступил? Я остаюсь женщиной даже с мечом в руках, отец. С чего бы отважным этим мужам признавать меня своим конунгом?
Ганнар-конунг обхватывает грубыми ладонями лицо дочери, вглядываясь единственным своим оком в ее глаза. Ренэйст поджимает губы, шумно дышит носом, сжимая и разжимая озябшие на морозе пальцы.
– Глупы те, – неожиданно произносит он, – кто говорит, что женщина приведет нас к беде. Не видят они того, что вижу в тебе я. Ты – глас богов, дочь моя, крылатая валькирия. Ты поведешь наш народ за собой, когда придет время. Ты поведешь их к спасению, и даже асы пойдут за тобой, Ренэйст-конунг.
От обращения этого по коже ее проходит мороз. Мягко, но уверенно убирает воительница руки Покорителя от своего лица и говорит, отступив на шаг назад:
– Там, в Великом Чертоге, во время посвящения я почувствовала себя так, словно я на своем месте. Теперь же я как никогда ясно понимаю, что занимаю чужое.
Ганнар хмурится, и оттого заметнее становится шрам, пересекающий его лицо. Именно из-за этого шрама лишился он глаза, но не это сейчас волнует Ренэйст. Она смотрит на отца, и кажется ей, словно бы все звуки затихают, погружая их в тишину.
– И чье место, по-твоему, ты занимаешь?
Ренэйст отвечает вопросом на вопрос:
– Почему ты не позволишь Витарру отправиться в набег с иными воинами?
Лицо мужчины багровеет мгновенно. Конунг впадает в ярость, но лишь тяжело дышит, прожигая дочь взглядом единственного своего глаза. Ренэйст не хочет показывать, насколько она боится этого разговора, и лишь беспокойно дергает головой, откидывая волосы, упавшие на лицо. Ганнар кладет тяжелые руки ей на плечи и с силой сжимает.
– Как, – голос его хрипит от сдерживаемой ярости, – как можешь ты спрашивать нечто подобное после того, как по вине этого пса погиб твой брат?
– Витарр такой же брат мне, как Хэльвард. Твои обвинения в его сторону…
– Он не сделал ничего, чтобы помочь ему! – Ганнар встряхивает ее за плечи, и Ренэйст торопится вырваться из хватки отцовских рук. – Позволил Хэльварду тонуть прямо у него на глазах! Или будешь говорить мне, что не пытался Витарр заманить на лед и тебя? Он желал Хэльварду смерти, Ренэйст, и если ты еще…
– Витарр был ребенком! – восклицает воительница. – Замерзшим, напуганным ребенком! Да, он совершил огромную ошибку, но ты забываешь, что именно по вине Хэльварда мы оказались в лесу той ночью!
Зло стряхивает дева отцовские руки со своих плеч, отойдя на шаг назад. Ганнар-конунг дышит, как разъяренный буйвол. Еще мгновение, и отошлет дочь, запретив ей подниматься на борт драккара. Вместо этого конунг уходит прочь, не проронив ни слова, и Ренэйст медленно выдыхает. Сердце в груди ее стучит, как молот кузнеца по наковальне.
Это правда. Именно по вине старшего брата оказались они тогда подле озера, но никто не желал помнить об этом. Что взять с мертвеца? Забивать живого, словно пса, всегда легче.
Она никогда не видела морскую воду столь близко. Ренэйст судорожно выдыхает, сильнее сжав пальцами шершавую поверхность весла, и переводит взгляд на отца, что проходит мимо длинных лавок. Оказавшись на борту, дева-воин объединяется с Ове, разделив с побратимом одно весло. Сейчас Товесон лежит под этой самой лавкой, положив свою меховую шапку на лицо и закинув руки за голову, ожидая свою очередь грести. Перед собой видит она крепкую спину Хакона, и это успокаивает ее. Девушка оглядывается через плечо, глядя на Чертог Зимы, и в этот момент в первый раз звучит удар барабана. По плечам и спине проходят мурашки, закусывает она губу и вместе с тридцатью тремя мужчинами налегает на весла. Ритм набирает силу, крепкие руки двигаются слаженно, и вот корабль трогается с места, покидая родные берега. Дети бегут вдоль пристани, размахивая руками и улюлюкая, провожая драккары в дальний путь. Невольно Ренэйст возвращается к тому времени, когда и сама была девчонкой, бегущей к горизонту, и горло ей жгло холодным воздухом. Когда все это успело остаться позади?
Все, что окружает ее, исчезает, оставляя лишь бой барабана и тяжесть весла. Кожа на ладонях становится грубой, руки болят, но чувство усталости пьянит ее. Впервые за всю свою жизнь Ренэйст ощущает себя не заменой потерянным братьям, а воином, равным другим, и она готова грести весь путь до берегов Солнца, лишь бы продлить это. Ни разу больше не оглядывается она назад, и все, что ныне вокруг нее – блеск звезд и холодная вода за бортом. Хакон начинает петь первым. Тяжелый голос его стелется над темной гладью, сплетается с ритмичным боем барабана, и вот уже вторят ему десятки голосов. Рена знает эту песню. Рена поет вместе со своими братьями по оружию, и звуки их пения поднимаются ввысь, вливаясь в уши давно мертвых богов.
Остается позади отчий дом, и впереди – лишь неизвестность, окруженная солнечным светом. Ове трогает ее за плечо уже тогда, когда силы практически покидают тело. Белолунная поднимает на побратима уставший взгляд, и он ласково улыбается ей, кивнув на весло в ее руках.
– Конунг велел сменяться, – говорит он. – Отдохни. Теперь моя очередь.
ebooksa