– Так он все-таки не бьет ее? Зачем про такое врать? И Даня говорил, что видел синяки…
– Кто знает. Видимо, она считает, что это любовь. Ты же видела… Некоторых просто не нужно спасать, потому что они не хотят. Жалко ее, конечно, неправильно это, но такой тип… – Никита еще раз обернулся, потом достал сигарету и зажигалку, на секунду его рот и пальцы осветились, а потом пропали в темноте.
– Ничего не понимаю… Зачем же ты тогда Дане такой хороший совет дал, если знал?
– Ну, во‐первых, чтобы он слоном не был. Ты же притчу знаешь, да? А во‐вторых, хотел, чтобы он держался отсюда подальше. Пусть лучше занят будет, пытаясь ей помочь, чем пытается набить морду Феде. Я тебе говорю, – Никита выдохнул сигаретный дым, – его бы пырнули, если бы он продолжил лезть. Просто повезло, что вот так все получилось сегодня. Охренеть, как повезло.
Оставшуюся дорогу они почти не говорили. Только у ворот своего дома Нина спросила:
– Сколько времени?
В августе темнеет уже рано, поэтому Никите пришлось поднести руку с часами прямо к глазам.
– Одиннадцать. Ты молодец, – Никита обнял ее, – хорошо держалась.
– Очень страшно было, – Нина коснулась носом Никитиной шеи и замерла.
Она почувствовала, как Никита хохотнул.
– Что такое? – спросила Нина.
– Не получается у нас с тобой «просто потанцевать».
– Зато интересно.
– О да, – протянул он. – Какое счастье, что не каждое наше свидание проходит по такому сценарию. Я бы уже двадцать один раз поседел.
Нина улыбнулась, еще крепче прижалась с Никите, поцеловала его и заставила себя отстраниться:
– Меня уже, наверно, ждут. Пока. И спасибо за Даню.
Никита кивнул. Взбежав на крыльцо, Нина обернулась, чтобы помахать ему, а потом зашла в дом. Здесь стояла тишина. Неужели все уже легли спать? Даже пол нигде не скрипел. Нина поспешила на цыпочках к лестнице, но вдруг услышала из кухни мамин голос:
– Нина, подойди сюда.
Нина прикрыла глаза и сказала громким шепотом:
– Я устала, мам. Не сегодня, – и поднялась к себе.