– С детства. Всю жизнь. Я таблетки обезболивающие не взяла.
– Это плохо, что не взяла. У нас тут ничего сильнее парацетамола нет.
– Я пойду. У меня там дети в классе, – сказала Анна Романовна. – Оля, я позвоню сейчас твоей классной руководительнице. У тебя кто?
– Не надо, сама разберусь.
Анна Романовна хотела что-то еще сказать, но, видимо, не нашла слов и быстро вышла из кабинета.
– «Скорую» вызвать? – спросила медсестра, меряя Леле пульс.
– Лучше домой отпустите.
– Домо-о-ой, – протянула медсестра. – А может, у тебя не болит ничего? Врешь, может? Что у вас, контрольная, что ли?
– Ну хотите, папе позвоните. Он вам скажет. «Скорую» не надо, потому что толку от нее нет. Они только укол ставят, а он особо не помогает. Мне мои обезболивающие гораздо лучше помогают. А они дома. – Все это Леля говорила очень медленно, едва ворочая языком.
Видимо, выглядела она правда болезненно, потому что медсестра сочувственно оглядела ее и сказала:
– Ладно, выпишу тебе освобождение. Как домой добираться будешь?
Леля пожала плечами.
– Номер отца диктуй, – сказала медсестра, ища на столе под грудами белых бумаг телефон.
В постели Леля провалялась два дня, и еще один день у нее ныли виски так, что ходить и есть она уже могла, но полноценно жить – еще нет. Папа все это время пропадал на работе и заходил к ней только поздно вечером, когда она уже проваливалась в сон после обезболивающих, хотя его присутствие в комнате все равно ощущала.
Мама пару раз звонила, но у Лели болели глаза, и она не могла даже на секунду посмотреть в экран телефона. Вообще в ее комнате во время приступов мигрени всегда стояла полутьма. От света становилось хуже и даже начинало тошнить.
Леля слышала, как папа ходил туда-сюда около ее дверей и говорил с мамой:
– Да, снова началось. «Скорую» вызвать не разрешает… Нет, не вижу поводов для беспокойства. Твой приезд тоже необязателен… Если что-то случится, наберу.
Ухаживала за Лелей в основном тетя Таня, хотя Леля терпеть не могла, когда во время приступов оставалась с ней один на один. Родители-то люди спокойные, много раз беседовавшие с врачами, уже без истерик и лишних волнений реагировали на Лелину боль, знали, что нужно приглушить свет, задернуть шторы, сварить слабый бульон, приносить воду и оставить ее одну, в тишине. А тетя Таня искренне считала, что лучшая забота – это жалеть от всей души, поэтому без конца носила Леле чай и шоколад и громко, будто нарочно, причитала: «Бедный ты мой ребенок!» Леля морщилась и притворялась спящей, тогда тетя Таня замолкала и на цыпочках, волоча за собой Филю за ошейник, покидала комнату.
Через три дня боль совсем ушла. Леля с тоской отправилась в школу. Она знала, что приступ был только передышкой, а настоящая мигрень ее ждет за школьными дверями.
Когда она вошла в класс, все на нее смотрели зло. Леля была к этому готова, поэтому не растерялась и спокойно направилась к любимой последней парте третьего ряда. Положила перед собой сумку, надела наушники и положила голову на стол. Хотелось спать. В голове крутились мысли: «Почему так у нас все началось? Почему я всегда на ножах с окружающими? Как я устала!.. Боже мой, как я устала!..»
ebooksa