Я заворожено уставилась на полку.
Здравствуйте, меня зовут Виктория Горячева, и я — кинестетик***. Точнее, маньяк-кинестетик.
Впервые эта "особенность" обнаружилась у меня несколько лет назад, в Лувре. Мы тогда ходили по многочисленным залам, и родители задержались в одном из них, а я пошла вперед и вдруг очутилась в полном одиночестве в помещении, где висела картина Яна Ван Эйка «Мадонна канцлера Ролена». Вживую она оказалась такой маленькой!
Вначале я на несколько минут застыла. Потом меня почему-то бросило в жар, во рту пересохло, по телу пробежали странные мурашки, а затем — сама не знаю, как такое произошло — я стремительно подалась вперед и коснулась пальцами плаща мадонны.
— Вика, ты что творишь! — все, что я помню после — это как мама в ужасе оттаскивала меня от картины. — Сейчас скандал будет, полицию вызовут!
На удивление, ничего не произошло. Мама осторожно вывела меня из зала. Сердце бешено колотилось, и я поняла, что уже не могу остановиться. В тот день мне удалось еще незаметно потрогать только Кранаха и пару гобеленов XV века, но с тех пор я стала страшным сном всех музеев. Зачастую мне не на шутку доставалось от работников.
Единственное, к чему доступ был закрыт всегда и везде — это манускрипты и инкунабулы****. А их я как раз больше всего и хотела потрогать.
Ходили слухи, что когда-то в Краславскую был влюблен итальянский коллекционер. И подарил ей разворот фламандского черного часослова, а также пару листов других манускриптов. Я думала, это — выдумка. Во всяком случае, в разговорах со мной она ни разу об этом не упоминала.
А теперь оказалось — кое-что правда. Манящий лист был так близко! И все-таки — под замком.
— Виктория, чего ты там вертишься? Иди сюда, — голос Бесединой немного привел меня в чувство.
— Что? — я сглотнула, пытаясь сообразить, где нахожусь, и совершенно невразумительно пробормотала. — Я… Это.
— Что — «это»?
— Это… — я вышла к Бесединой и махнула рукой в сторону листа, — можно его потрогать?
— Ты в своем уме? Представляешь, что будет, если все желающие начнут трогать? — она на всякий случай переложила ключи от стеллажа в свою сумку.
Да представляю я, всё представляю! А вы представляете, как мучительно быть маньяком-кинестетиком?
— Конечно. Простите, — я послушно закивала головой. Но в душе, конечно, совсем не смирилась. Я же лаборант этой кафедры. И если сегодня мелькнула мысль уволиться, то теперь я решила с этим повременить. Лист иллюминированного Евангелия из Кентербери, я найду способ до тебя добраться.
А пока надо было заниматься другими делами. Только я подумала о делах, как на кафедру снова пришел Морозов и, увидев меня, засмеялся — теперь уже в открытую. Издевается, что ли?
Ну ладно, Денис Сергеевич, ты меня довел, я тебе объявляю войну! Вот возьму и выведу тебя на чистую воду с этой фальшивой докторской! Вылетишь отсюда с позором.
Мечтая об этом, я и не догадывалась, что мне тоже объявлена война. И кто из нас в скором времени куда вылетит — это еще большой вопрос.