Я даже не сомневался в том, что у него получится осуществить свое гнилое намерение. У меня просто не было шансов: ни денег на адвоката, не семьи. Из изолятора временного содержания, меня переведут в СИЗО, осудят и отправят на зону. И все будут говорить: "Ну а чего тут удивляться? Он же детдомовец! Они все будущие уголовники".
Тогда впервые в жизни мне захотелось сдохнуть. Меня захлестнула какая-то тупая детская обида на этот сраную жестокую жизнь. Я матерился и сбивал кулаки о бетонную стену, терзаясь от собственного бессилия.
Я так хотел жить по-другому. Так хотел доказать Алисе, что я ее достоин. Хотел, чтобы этот гребанный мир засунул наконец свое мнение обо мне в жопу и заткнулся! Я мечтал добиться успеха и проорать всем сволочам в лицо: "Я жив! Здоров! Богат и счастлив! Не алкоголик, не торчок, не зэк! Выкусите, твари!" Но, кажется, моим мечтам так никогда и не суждено будет сбыться.
Когда менты уводили меня из школы, единственное, что я запомнил — это ее глаза. Янтарные глаза моей девочки. В них были любовь и тревога. И тогда мне стало страшно: "А вдруг я больше ее не увижу?"
Когда я сел в машину, к горлу подступил ком, и мне с трудом удавалось сдерживать слезы. Не от того, что мне двинули в нос, как это было раньше, а потому, что в сердце образовалась черная дыра. В ней исчезали мои надежды на совместное будущее с Алисой.
Под конец вторых суток я сломался. Гнев сменился апатией. Я сидел в камере, глядя в одну точку и чувствовал, что во мне медленно, но верно умирает желание жить.
Когда неожиданно пришел начальник, и после недолгой перебранки с охранником сообщил, что я свободен, я решил, что у меня поехала крыша. Все еще не шевелясь, я тупо смотрел на него. Не понимал, зачем он так жестоко шутит. Но его раздраженный тон заставил меня поторопиться.
Медленно передвигаясь по тускло освещенным коридором, я с трудом верил, что меня отпускают на свободу.
— Потерпевший написал в суд заявление с просьбой прекратить дело за примирением, — сухо проинформировал меня начальник.
— Что? — опешил я.
— Что слышал! — огрызнулся он. — На, подпиши, что согласен с прекращением дела.
Когда все формальности были соблюдены, я оказался на свободе. Ощущение было странное. Словно мне дали второй шанс.
Когда пришел к себе в детдом, Севка заключил меня в объятья так, словно думал, что я уже умер. Оказалось, он был в курсе произошедших со мной событий. Ходил к директору и все у нее разузнал.
Я рассказал ему странную историю своего освобождения, а Севка задумчиво произнес:
— М-да, что-то тут нечисто. Может, Алиса имеет к этому какое-то отношение? Ты звонил ей?
— Миллион раз, — вздохнул я. — Не берет трубку.
Я не смог дозвониться до нее и на следующий день. Вызов проходил, но она не подходила к телефону. Десять минут, двадцать, сорок, час. Все это время я смотрел на мобильник с одной мыслью: "Возьми же трубку, возьми!"
Но она не подходила к телефону. Я дико нервничал, пытаясь понять, почему она игнорирует меня. Каждая догадка была хуже предыдущей.
На носу был первый ЕГЭ по русскому, и мне следовало бы готовиться, но я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме Малыгиной. На консультации перед экзаменом она не ходила, так что пересечься в школе не получилось.
Когда наступил пятый день ее молчания, я не выдержал и пошел караулить ее около дома. Почти шесть часов ошивался у коттеджного поселка, но Алиса так и не появилась.
ebooksa