— Я тоже, — Ярослав упорно не хотел говорить о себе.
— Так нечестно. Ты теперь знаешь даже мой секрет про то, что я пишу стихи. А про себя и пары предложений сказать не хочешь, — я поджала губы.
— Ой, подумаешь, большое дело! Вот, если бы ты дала мне свои стихи почитать или сама бы рассказала — это да, это я понимаю, — покусывая травинку, заявил он.
— Еще чего! — я тряхнула головой. — Я никогда их тебе не покажу!
— Спорим? — Калашников приподнялся на локтях.
— Чего? — не поняла я.
— Спорим, что увижу или услышу твои стихи первым? — он хитро прищурился.
Вот это самоуверенность!
— Даже спорить бессмысленно! — фыркнула я.
— Ну так что, по рукам? — Калашников протянул мне внушительного размера ладонь. — Если я выиграю, то смогу поцеловать тебя. Если выиграешь ты, отвечу на любые твои вопросы максимально честно и откровенно, да и вообще, сделаю все, что пожелаешь.
— Ну ты и наглец! — от возмущения я начала задыхаться.
— А что такого? Ты уверена в себе? Или все же нет? — подначивал меня Ярослав.
— А какой срок спора? — немного помолчав, спросила я.
— Пускай будет апрель. Апрель следующего года.
Поразмыслив, я пожала его руку. Вряд ли от этого что-то потеряю. Стихи свои показывать я пока не собиралась, и уж тем более Калашникову. А вот возможность загадать ему любое желание была заманчивой.
Повалившись на траве еще немного, мы подошли к своим вещам и оделись. Натянув джинсы и футболку, я сразу почувствовала себя спокойнее. Да и на Ярослава в одежде смотреть было куда менее волнительно.
Мы вышли на тропинку и через десять минут уже сидели на полуразвалившейся остановке, куда приехали утром. Нам повезло: автобус появился почти сразу. Я заняла место у окна, мой спутник опустился рядом.
— Тебе хоть нравится в нашем классе? — спросила я у Ярослава, который развалился на сидении, широко расставив ноги.
— Пойдет, — равнодушно ответил он.
— Мы хотим, чтобы тебе было комфортно в новом коллективе, — улыбнулась я.