Волчья ягода

22
18
20
22
24
26
28
30

– А что ж крик не подняла?

– А я смотрела и молчала. Думала, пусть сгорит все, сгорит! Поделом суке.

Катерина, не прощаясь, ушла. Аксинья знала, что мужа она приведет.

* * *

– Здравствуй, Семен. – Он поднял голову с коротко стриженной макушкой и ясно угадывавшимися залысинами.

Смяла, закрутила его Смута, точно листок в бурном потоке. Потрепала – и выкинула на берег.

– А ты мало изменилась, – он говорил слишком громко, и Аксинья вздрогнула, вспомнив о стоящей на крыльце Катерине.

Семен вглядывался в ее тонкое лицо, темные глаза с красноватыми от утомления белками, яркие губы с чуть опущенными уголками, будто хотел найти ответ на какой-то вопрос. Тяжело, словно старик, опустился на лавку.

– Все во мне поменялось, Семен, все – и снаружи, и внутри. Мне… нам тяжело далась эта зима.

– А? Не слышу я. – Гость осматривал избу взглядом, не выражавшим ничего, кроме усталости.

– Что случилось с тобой, Семен? – Аксинья с жалостью смотрела на бортника.

– Да громче ты говори. Что вы все шепчете? Уговорились, что ль? Не слышно ничего. Сами тихо говорят, а я понимай, – бурчал Семен.

Аксинья подошла к нему и крикнула прямо в ухо:

– Что с тобой?

– А… И сам не знаю.

Он поднялся и подошел к иконостасу.

– Господь наказывает за грехи.

– Семен…

– Мне везло, я всего лишь привозил на телеге зерно, мясо, масло, воду. Работа нехитрая, – его громкий, срывавшийся в крик, невыносимый голос отдавался в Аксиньиной голове. – Если мужик сыт – он и воюет хорошо. А под Псковом не повезло… Кучка разбойников из пищалей стреляли, наши – в ответ. Рядом со мной громыхало. И сейчас громыхает. Будто дюжина колоколов звенит.

Семен кричал, и сердце Аксиньи сжималось. Она не знала, чем ему помочь. Хитрая природа человека порождала запутанные, неясные хвори, и знахарка колебалась меж двух путей: сказать неутешительную правду или солгать.

– Катерина, иди в избу. Что на крыльце стоишь? – Женщина зашла и подняла несмелый, полный недоверия взгляд.