Пологий бок вулкана убегал вверх, за него цеплялась низкая желтоватая трава и редкие кустарники. Вдалеке от необычного города, метрах в десяти выше по склону, стояла на сваях хибарка, соединённая с платформой, на которой остановились мы, тонким подвесным мостом.
— Нам туда, — ехидно сообщил Стэфан и первым взялся за веревочные перила.
Я сглотнула и попятилась. Вспомнился рассказ Фрэдерика о том, как за считанные мгновения иссох один из матросов, и по спине пробежали зудящие мурашки.
— А мне обязательно туда идти? — спросила я, и даже стыдно стало за собственный дрожащий голос.
— Разве не хочешь посмотреть в глаза той, которая втянула тебя во всю эту историю? — Стэфан сделал несколько шагов вперёд, обернулся и протянул мне руку.
Ему и в самом деле удалось меня убедить. Я подошла к мосту, схватилась за верёвку, как будто она могла помочь, но к руке капитана не прикоснулась. Он хмыкнул и двинулся дальше.
Проклятая лестница шаталась и скрипела под ногами. Казалось, что сейчас любая из тонких деревяшек обвалится прямо под стопой, но ничего подобного не произошло. Однако когда мы оказались на прочном пороге хижины, я чувствовала себя такой уставшей, будто пробежала пару тысяч метров.
Стэфан постучал. Несколько мгновений ничего не происходило, потом из-за двери послышался шорох. Дверь отворилась почти бесшумно, и из щели выглянуло сморщенное женское лицо.
Как только старуха подняла взгляд и узнала Стэфана, её глаза округлились, она завизжала и захлопнула дверь прямо перед его носом.
— Открывай, старая сволочь!
Капитан рванул дверь на себя. Она легко поддалась, и он рванулся внутрь. Я шагнула следом. На несколько секунд меня ослепила темнота, в нос ударил запах каких-то трав и благовоний — такой резкий, что закружилась голова, а потом меня ослепила внезапная вспышка света.
Проморгавшись, я поняла, что из хижины есть ещё один выход, и сейчас вторая дверь распахнула, а старуха улепетывала вверх по слону так быстро, как только могла. Она тащилась по земле, прихрамывая и постоянно оглядываясь, ворох грязно-коричневых юбок волочился вслед за ней, и чем сильнее бабака от нас отдалялась, тем медленнее шла. Видела, что я не пытаюсь догнать, и, похоже, всё поняла.
От досады я топнула ногой, но не успела ничего сказать, как Стэфан выхватил из кобуры пистолет.
— Стой, сволочь, иначе выстрелю! — крикнул он.
Я взглянула на лицо капитана и догадалась, что тот отчаянно блефует. Если старуха умрёт, мы вообще ничего не узнаем. А если её просто ранить, то как доставать потом с земли?
Но жрица этого не поняла. Остановилась, покосилась с опаской и медленно двинулась назад, придерживая тряпье тощими руками.
— Живее!
От нового окрика Стэфана я вздрогнула, но не могла оторвать взгляд от старухи — сгорбленной, сморщенной. Её злобные глазки сверкали из-под нависших безволосых бровей, а шея чернела от некогда чётких, а сейчас расплывшихся татуировок.
Как только жрица, кряхтя, забралась по ступеням и оказалась внутри, я тут же захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Стэфан встал возле того входа, через который проникли мы, и презрительно оглядел старуху, не опуская оружия.
— Твоё пророчество — брехня, — почти прорычал он.