Майор темой действительно заинтересовалась. А в чуть раскосых глазках нечто этакое блеснуло.
— Оно у нас строгое, — заверил я. — Но справедливое!
Алсу задумалась на миг, но тут же качнула головой:
— Таааак, продолжай! — предложила она.
— А еще красивое, умное, доброе, вечное… Начальство наше никогда не позволит твориться беспределу и беззаконию! — высокопарно заявил я.
Отчего-то Волосатик и Казбек на этом моменте как-то весело фыркнули, а Добрая смутилась… слегка.
— Оно нас в обиду не даст! — заверил я майора и «дедов».
— Мда, — покачала головой Фатихова. — Тяжёлый случай…
Кстати, именно она, согласно новому штатному расписанию и была моим непосредственным начальством. И вообще, мы ей понравились, как она сама признавалась неоднократно. В практическом плане это выражалось в обещании «драть нас в два раза больше». Чтобы пожили подольше. Вот такая странная у Доброй любовь. И стоп-слова нам никто не сообщил.
— Но ничего! — тут же воодушевилась женщина. — Будем лечить!
Я вздохнул.
— Тренировка? — обреченно поинтересовался у загоревшейся какой-то новой идеей Алсу.
— Тренировка! — заявила она с таким удовольствием в голосе, что я как-то сразу осознал: будет тяжело, больно и обидно. — У тебя есть еще пара часов в запасе — вот и используем их по полной!
Коротков Александр Сергеевич
Санни курил не часто. И уж тем более никогда не делал этого в своем кабинете. А уж если кто увидел бы в его руках трубку…
— Кажется, зашевелились? — довольно усмехнулся он, кивнув своему собеседнику, которого по древней привычке иначе чем Главсатрап не называл. И это на людях. А если «по-домашнему», Фрицем.
Христафор Милорадович тоже выглядел довольным:
— Еще как! — отсалютовал он бокалом испанского вина хозяину кабинета. — Саш… Ты мне только одно скажи: гаубица тебе на кой хрен?
В ЭТОЙ компании граф Бекендорф считал возможным «ослабить галстук»… вплоть до полного его удаления.
— А чтоб никто не догадался! — серьезно кивнул Санни, глядя собеседнику прямо в глаза. Оба собеседника понимали, что он не шутил.