Холли вернулся очень быстро, и не подумав избавиться от мокрой одежды, зато притащил свои карандаши и бумагу.
— В прошлый раз, — лихорадочно сказал он, торопливо устраиваясь за столом, — вы остановились на половине пути, и это не давало мне покоя. Я думал, что не смогу завершить картину, как надо… Она должна наполнять жизненной энергией… должна…
Он вскинул глаза и снова поплыл, вобрав в себя две неподвижные фигуры. Это был полный мучительной жажды взгляд художника, поглощенного своим замыслом. Но и — Фрэнк вдруг понял это очень отчетливо — в этом взгляде было и другое желание.
И Тэсса тоже это увидела, коротко выдохнула и текуче откинулась на спину Фрэнка, обретя необычные для нее плавность и мягкость.
— Фрэнк, — облизнув совершенно сухие губы, попросил Холли, — ты не мог бы опустить одну руку ниже?
В этот раз он не стал угрожать и рычать в ответ. Очень медленно Фрэнк отнял руку от груди Тэссы и повернул ее лицо к себе, вглядываясь в его выражение.
И его прошибло насквозь: впервые Тэсса утратила свои хладнокровие и невозмутимость. Всепоглощающее внимание Холли сотворило какую-то чертову магию, пробудив чувственность. Взгляд был расфокусированным, скулы алели, а дыхание стало поверхностным и частым.
И Фрэнк поддался этому безумию, позволив грубому вторжению в их интимную жизнь приобрести эротичный контекст. Он никогда не тяготел к эксгибиционизму и прочим странностям, но сейчас почти забыл про Холли, всем своим существом отзываясь на молчаливый призыв. Если за прежнюю Тэссу он был готов убить, то за эту — умереть.
Наклонившись, он приоткрыл губами ее губы, сжал грудь, скользнул рукой в мокрые от дождя трусики, вбирая в себя дрожь позвоночника, слабый стон, глубокий поцелуй. Тэсса становилась горячей, словно кто-то внутри нее поджег костер, и член даже заломило в узких джинсах.
Он хотел ее так, что в ушах звенело.
— Футболку, — раздался бесцветный голос-шелест Холли. — Сними с него футболку, Тэсса.
Она не оглянулась, не удивилась, не воспротивилась. Послушно потянула ткань, и Фрэнк поднял руки, помогая ей. Происходящее полностью утратило всякую реальность и отчетливость. Холли из зрителя превратился в участника, как будто — щелк! — недостающая часть пазла встала на место.
Секс-сражение, секс-эквилибристика, яркий и изматывающий, битва на выносливость — остался где-то в прошлой жизни. В той, где Фрэнк не позволял себе такого бесстыдства.
Происходящее сейчас царапало неправильностью и странностью, но и распаляло тоже.
Он видел, что Тэссе тоже неловко, что она точно так же смущена и сбита с толку, но и очарована одновременно.
Жгучая и сладострастная испорченность подхлестывала, как розга, и одурманивала, как алкоголь.
Они поймали единый ритм, подчиняясь коротким пожеланиям Холли — сними джинсы, Фрэнк. На стол, Тэсса. Повернись ко мне лицом, разведи колени. Языком, пожалуйста, Фрэнк.
От каждого движения как будто кусочек стыда откалывался и камешком улетал в пропасть. Терялись скованность и напряженность. Оставалась только горчаще-захватывающая порочность — в каждом поцелуе, в каждом прикосновении, влаге Тэссы на языке Фрэнка, в его пальцах внутри нее, в остром запахе пота и возбуждения, в неотступно-пылающих взглядах Холли, скрипе его карандаша, движении его кадыка, пересохших губах, в ее стонах, ее нетерпении, ее соленой коже.
И когда Холли наконец наигрался, напитался, как суккуб, чужой похотью, когда отбросил в сторону карандаш, только тогда и разрешил — давай уже, Фрэнк, — и Фрэнк перевернул Тэссу грудью на стол, задницей кверху, зафиксировал бедра и вошел в хлюпающее и тугое, обернувшее горячим шелком, и не думая ее щадить, Тэсса зарычала совсем по-звериному, безнадежно цепляясь пальцами за гладкую поверхность.
А Холли просто смотрел и смотрел, и глаза его отчаянно полыхали.
ebooksa