Чокнутая будущая

Теплым-теплым.

Бережным.

Знаете это ощущение, когда ты входишь в парное сентябрьское море? И оно обволакивает тебя всю, омывает ласковыми водами?

Вот так меня целовал Антон в межзаборье – как море.

Долго-долго.

– Как сладко, – прошептала я, когда он отстранился.

– Горько, – возразил Антон и резко засмеялся. – Отравленный поцелуй Иуды.

Он смеялся, а я опять заплакала. Для гармонии.

Глава 22

Кутаясь в пеструю шаль, я ловила расплывчатые отражения в окне. Женщина с перекинутой через плечо длинной косой – это я. Тень, маячащая в глубине комнаты, – Антон.

После того как возня с дверным замком закончилась, а мастер ушел, Антон попросил разрешения осмотреть дом, прежде он дальше кухни и не ходил особо. На самом деле осматривать тут было нечего – две спальни, моя и бабушкина, да бывшая гостиная, где нынче принимала клиентов. Ну и всякие кладовочки, закуточки и клетушки непонятного назначения.

Прямо сейчас он бродил по комнате для клиентов, разглядывая традиционную мордовскую вышивку на стенах, свечи, красный бархат и рукодельные пестрые половики.

– Неужели люди действительно платят за это?

Оглянувшись, я увидела, как Антон тянется к колоде на столе.

– Не трогай. – Торопливо подошла к нему, накрыла карты ладонью. – Не люблю, когда к ним прикасаются другие. Здесь, – я протанцевала пальцами по рубашке, – ответы на все мои вопросы, и ты даже не представляешь, чего мне стоит не заглядывать в них каждую минуту. В подростковом возрасте я не принимала вообще никаких решений, не посоветовавшись сначала с картами. Но потом… потом стала с осторожностью гадать самой себе, ведь все равно ты не можешь что-либо изменить. Не всегда можешь, – поправилась задумчиво, поймав внимательный взгляд Антона. – Когда заболела бабушка, я заранее знала, чем это закончится, понимаешь? Знала! Каждый день в больнице, когда слушала назначения врачей, смотрела, как ей делают уколы и ставят капельницы, я понимала, что ничего не поможет. И все равно во мне жила глупая слепая надежда. Сегодня мне все время хочется разложить карты на тебя, но в последний раз я увидела столько гадостей в свой адрес, что это надолго выбило меня из колеи.

– Гадостей? – повторил Антон со сложной, непонятной интонацией. Как будто он смеялся надо мной, но в то же время и соглашался. – Ты ведь всегда можешь спросить меня напрямик. Я скажу тебе все, что думаю.

– И что ты думаешь?

– Что ты очень жестока.

И снова – двойственное впечатление. В его голосе не было осуждения или злости, возможно, смирение.

– Жестока, – пробормотала я, шагнула к нему и прижала руку к его горлу. Не давила, просто хотела поймать слова на ощупь, осязать, как он будет глотать свои чувства.