Чокнутая будущая

– От чего они умерли? – уточнила.

– На даче замкнуло проводку, мы с Тохой тогда в городе остались. Не очень я жалую все эти дачи и огороды, брр.

Понятно теперь, почему его было не заманить в мой частный дом.

Думал ли Алеша, скрипя старыми половицами, о том, когда в моей развалюхе в последний раз меняли электрику?

– Что это ты вдруг? – спросил он.

– Не знаю. – Я отложила ножницы и села, разглядывая мужа.

Какой же красивый.

Его брату не досталось ни красоты, ни обаяния.

Наверное, обидно.

Если бы у меня была старшая сестра куда симпатичнее меня – любила бы я ее или ненавидела? Стала бы хорошей героиней или плохой?

– Твоя Римма шпыняет Антона в хвост и гриву. Не жалко тебе брата?

– А, история о том, как она варила ему бульоны и таскала тетрадки, – развеселился Алеша. – Что тут скажешь? Римме изрядно досталось от него, когда мы были женаты. Только представь – мы молоды, бедны, полны амбиций, у нас грудной ребенок. А Тоха то из дома сбежит, то школу начнет прогуливать, то приведет целую ораву какой-то шантрапы из подворотни… Я работал на трех работах, а Римма воевала одна и с маленьким Олегом, который то и дело болел, и с бунтующим Тохой. Бегала его искать, выслушивала претензии учителей, однажды к нам даже пришел инспектор по делам несовершеннолетних, чем довел ее до полного изнеможения. В один прекрасный день она просто сломалась – тихо ушла, не взяв с собой даже сына. Потом оказалось, что плюсом легла затянувшаяся послеродовая депрессия, и первые два месяца она просто спала, вырвавшись из нашего дурдома. Явлинский, режиссер, из-за которого она меня бросила, даже приходил мне морду бить – мол, как можно было довести женщину до такого состояния. Но Тоха спустил его с лестницы. Я запил, а он перепугался до чертиков, нянчился и со мной, и с Олегом. Думаю, он до сих пор чувствует себя виноватым из-за того, что разрушил наш брак. Тогда-то он и взялся за ум. Я постепенно вернулся в строй, Римма выспалась и забрала Олега… но ко мне уже не вернулась.

– Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, – процитировала я задумчиво. – Не затянулась епитимья-то?

– Тоха уже взрослый и может за себя постоять… если захочет. – Алеша довольно беззаботно пожал плечами.

Он вообще рассказывал эту древнюю историю без надрыва, с улыбкой даже. Так говорят об отболевшем. Отговорила роща золотая, ну, вы понимаете, – светлая грусть об ушедшем, не более того.

Я спросила себя: долго бы смогла продержаться в Алешиных женах, прилагайся к нему злобный младший братец, или сбежала бы, теряя тапки, еще быстрее, чем Римма? У меня ведь не было гантелей на ногах в виде ребенка.

Мои размышления прервал длинный звонок в дверь, Алеша поплелся открывать, а я вернулась к своему голубому бархату.

– Арина? – раздался его удивленный, но в то же время ласковый голос.

Алеша любил свою дочь, но порой она была настоящей мелкой злодейкой, и приходилось включать актерские способности, изображая родительскую доброжелательность.

Бум! Бум! Это стукнулись о стену ее кроссовки, которые девчонка энергично стряхнула со своих лап. Экспрессией детонька пошла в папеньку. Вот-вот начнет декламировать: «Недаром нас не взяли на Парнас», обычную распевку Алеши. Или как там это у актеров называется, когда они калибруют тембр своего голоса.