Я чувствовал. Стоило коснуться двери, как все внутри сводило от ужаса, и я едва сдерживался, чтобы не бежать прочь. Но пришли мысли о Филе, о Полли. Они ждут меня. И трусость — не оправдание.
— Я готов, — ответил Пустоте. — Готов сразиться с тобой за право выхода. Выпусти меня!
— Хорошо, — жутко улыбнулась она. — Тогда собирайся с силами, Анри. Сейчас я уйду, а когда вернусь, дам тебе бой.
И моя собеседница растаяла, а я остался перед последней дверью. Той самой дверью, которую ищу почти год.
ГЛАВА 17
Неделя в лазарете — то еще удовольствие. Днем было еще ничего. Мои однокурсники находились на парах, и у меня бывала разве что Лиз, забегавшая каждую свободную минуту, да Роберт, которого поместили за соседней перегородкой. А он вообще долго молчать не мог, но к жужжанию соседа по комнате я привык. Зато вечером начиналось настоящее паломничество! Обо мне вспоминали все, кому не лень. Однокурсники таскали с ужина особо лакомые кусочки, будто нас с Гейленом тут не кормят. Приносили конспекты, переписать которые все равно не было сил. Рассказывали последние новости. Так я узнал, что тренировочный зал на трое суток закрыли и проводили там какие-то исследования. Еще — что наши с Робом противники пустили слух, будто мы использовали запрещенную магию для победы над ними. Кураторы услышали и на первый раз на неделю посадили обоих под замок и назначили отработки. Предупредили, если не угомонятся, вылетят из гимназии.
У меня возникло ощущение, что за эту неделю в лазарете перебывали все. Даже явился знаменитый Железный Эш, дабы убедиться, что мы живы, а не превратились в зомби. Увы, куратор Синтер заглядывал только справиться о нашем здоровье и ничего не желал объяснять. Наши общие с Робом умозаключения дали крайне мало. Во-первых, было очередное покушение. На кого из нас — неясно. Скорее всего, на обоих. Во-вторых, наш противник использовал светлую магию в темной гимназии. Это могло значить только одно. Он находился здесь, внутри, потому что снаружи до нас никто бы не добрался. Мы перебрали в уме всех недоброжелателей. Список получился более чем внушительный. Нет, так ничего не добиться.
Когда же нас выпустили из больничного крыла, я испытал высшее счастье. Практические нам запретили еще на две недели, а вот на лекциях чувствовал себя, как на небесах, в обители светлых богов. Правда, косились на меня как-то странно, но мне не привыкать, а Роберта раздражало, и он в первую же неделю вызвал двоих на дуэль. Жаль, что из-за предписаний целительницы дуэли пришлось отложить до лучших времен.
Так и началась для меня весна. А вместе с нею — дурные вести. Я как раз вернулся к магическим тренировкам, когда куратор Синтер ворвался прямо на практикум и потащил меня за собой. Зашвырнул в кабинет директора, как котенка. Рейдес тоже казался бледным, как призрак.
— Что? — только и спросил я.
— Сегодня ночью было покушение на магистра пустоты Эйлеана, — ответил директор. — Ты знаешь что-то об этом, Фил?
— Откуда мне знать?
Куратор и директор переглянулись, а я замер от ужаса. Кто-то покушался на Пьера? Кто? Почему?
— Он ведь приходил к тебе, — вздохнул Синтер. — Я узнал его, потому что мы встречались еще до того, как Пьер стал магистром пустоты. Он, конечно, вряд ли об этом помнит, зато помню я. Зачем вы виделись, Филипп?
Я молчал. Кому какое дело? Это наши с Пьером тайны, и они не касаются тех, кто присутствует в этом кабинете, как бы я ни уважал их.
— Фил, ты знаешь, кто мог желать смерти магистру Эйлеану? — спросил директор Рейдес.
— Тот же, кто убил магистра Таймуса, — тихо ответил я. — Пьер жив?
— Жив. Но, говорят, состояние тяжелое. По всему городу клубится серый туман.
Я молчал. Ведь стоит сказать хоть слово, из меня вытащат все: и о пустоте, и о светлой магии, и о предложении магистра Кернера.