– Пошли, – вдруг поднимается на ноги Ксю.
– Куда? – удивленно смотрю на нее.
– Пошли, увидишь, – хватает меня за руку и тянет в прихожую, останавливая перед зеркалом. – Смотри.
– Что? Куда смотреть? – не понимаю ее намеков.
– На себя смотри. Как такая красота может не нравиться? Ты посмотри, какие глаза, а губки? М? А волосы какого у тебя необыкновенного цвета? А эти веснушки? Тебя солнышко любит, дурочка! И фигурка, ну? На тебя парни смотрят при встрече. А ты не замечаешь.
– Да ну, брось, – смущаюсь от ее неожиданных слов.
– Ну, вот когда улыбаешься, вообще красотка. Думаешь, Луи просто так тебя отправил на подиум? Твой дракон-Паша еще локти кусать будет, помяни мое слово, детка, – толкает меня своим бедром и становится рядом перед зеркалом. – Нам надо будет погулять завтра в парке. И тогда ты сама, наконец, убедишься, как многие смотрят тебе вслед и вздыхают. А Паша просто трус, – усмехается Ксюша. – А теперь пошли спать, я надеюсь, что нам удастся выспаться как следует.
– Пошли!
Лежа в постели, я долго не могла уснуть, ворочаясь с бока на бок. Рядом в ногах лежала Кася и мерно сопела. Хоть кому-то из нас спалось. А я переваривала слова, сказанные подружкой. Она в чем-то права. Совсем я не дурочка и не глупая.
Закрываю глаза и, наконец, под самое утро забываюсь.
Паша
Как я в этот вечер оказался дома – не помню. Сам ли пришел, или кто из друзей “дотащил”, не знаю. Потому что в желании забыться и сбежать от распирающих голову мыслей я закидал ночью в баре в себя столько алкоголя, что сейчас, на утро, от одной мысли о спиртном становится тошно и кишки узлом сворачиваются.
Я не пью. Не убегаю от себя с помощью горячительного.
Не убегал.
Не было раньше нужды, и привычки такой не имел. А теперь вот, второй раз. Второй, мать его, раз за последнее время мне приходится заливаться до беспамятства. И все из-за нее. Из-за этой мелкой, рыжеволосой, улыбчивой пигалицы, что перевернула мою правильную, идеальную до зубного скрежета жизнь с ног на голову! Поплясала на моих нервах, забралась в мозг, залезла под кожу и отвоевала себе угол в моем сердце.
Чертова Рыбкина!
Стоит только вспомнить ее градом катящиеся слезы, ее разочарованный, испуганный взгляд огромных ясных глаз и такое искреннее, от всего сердце брошенное «ненавижу», когда она выскакивала из моей машины – в сердце болезненным уколом простреливает совесть, а голова начинает гудеть. Я моментально начинаю чувствовать себя самым последним отборным дерьмом.
Переворачиваюсь на спину в кровати, скидывая покрывало. Мышцы ноют, в ушах шум, в горле засуха. Гребаное похмелье. Устало заваливаю голову на подушку, второй подушкой прикрывая лицо, в попытке спрятаться от солнечного света. С извращенным удовольствием продолжая самокопание.
Ну, а что я должен был сделать? Как я должен был поступить? Врать ей, что ее слова что-то значат и что-то задели где-то там, глубоко в душе? Или все-таки не врать, а признаться самому себе, что эта рыжая егоза стала для меня слишком важна?
– Твою ж… – проскрипел я сквозь сжатые зубы и, с титаническим усилием подняв тело с кровати, потащил себя в ледяной, мозг вправляющий душ. Нужно срочно приводить себя в ресурсное состояние и сваливать на работу, пока я себя окончательно не доконал мыслями.