Вот опять она отводит взгляд, поджимая губки. Осторожно подцепляю ее за подбородок и заставляю посмотреть на меня.
– Я что-то не так делаю? Тебе не нравится? Если да, то только скажи, снежинка.
– Нет-нет, – поспешно тараторит, обхватывая своими ладошками мои запястья. – Наоборот. Мне нравится... даже очень, – снова выпаливает и удивляется своему болтливому язычку. Усмехаюсь, чуть наклоняясь к ней, и легко касаюсь желанных губ. Каких сил мне стоит, чтобы не сорваться, не накинутся и не смять эту сладкую нежность своим необузданным напором, который все сильнее закипает во мне с каждой гребаной секундой рядом с этой удивительной девушкой. По ходу, Абашев, ты сдал позиции. Вот этой самой снежинке.
Отрываюсь, совершенно не желая этого делать, и продолжаю снимать с нее свитер. Девушка на этот раз не сопротивляется.
А когда все теплые вещи были сняты и развешаны сушиться, Ева зовет на кухню. Пить горячий ароматный чай.
– М-м-м, – вдыхаю аромат. – Это с чем?
– Я нашла чабрец. Вот, – показывает сухую веточку. – Тут полно всяких травок, даже удивительно.
– Просто здесь очень заботливо относятся к своим постояльцам, – пожимаю плечами и сажусь за стол, где Ева уже выставила нарезки из мяса и сыров.
– Я в таких местах никогда не была, поэтому все здесь для меня в новинку.
– Какие твои годы, – улыбаюсь, и оба замолкаем, каждый думает о своем. Я, например, впервые за эти дни, глядя на сидящую напротив Еву, задумываюсь, что ведь мир такой огромный. Сколько у меня за плечами стран и городов. Такие места, о которых не каждый знает и еще меньше кто видел. А снежинка с ее фантастической впечатлительностью и любовью ко всему красивому, яркому, новому нигде и не была. Например, в той же столице Швейцарии. Горы, лыжи, снег – это, конечно, все прекрасно, но уютные улочки Берна или Женевы на Рождество – это отдельный вид искусства. Чехия, Франция, Испания, Италия, да можно до бесконечности крутить в голове города и страны, но зачем распыляться попусту, если я могу ей это все показать? Если я могу быть именно тем человеком, который увидит ее восторженно горящие глаза, гуляя по улицам Праги? Или оказаться тем самым человеком, с которым снежинка встретит самый потрясающий рассвет где-нибудь на Мальдивах?
Могу.
Делаю глоток чая. Обжигаюсь. А в голову словно удар прилетает, и все резко встает на свои места. Будто в мозгу все по полочкам разложилось.
Есть в этой жизни еще смысл, Абашев. И моим смыслом за короткие пару дней стала Ева. Ее улыбка, взгляд и смех. Самый лучший смысл, который вообще у меня был за все мои годы! Как там говорит молодежь? Втрескался. Втюрился. Влип. Запал. Даже это все не передает ни на грамм того, тех чувств, что съедают изнутри в молчании. Это не просто секс, это не просто физиология или влечение к недоступному и охеренно желанному. Знаю. Проходил на своем веку такую заразу, которая через пару ночей или, в крайнем случае, месяцев проходит. Будто пелена с глаз спадает.
Тут же другое. Не “игрушка”, не способ удовлетворить свои взбунтовавшиеся желания, не красивое и доступное “приложение”.
Люблю.
Полюбил.
И по херу, кто и что мне на это скажет. Пусть думают, что под старость крыша потеклам, но я-то понимаю, что это все. Клиника. Как у отца с матерью. Готов забрать и напролом, как танк, переть, не оглядываясь на возмущенных и недовольных. Попал, так попал. На всю жизнь. Как минимум.
Наверное, я так и сидел бы, задумчиво крутя кружку в руках и поглядывая на снежинку, которая уже начала неловко ерзать под моим пристальным взглядом, если бы девушка неожиданно не воскликнула:
– А! – переполошив и меня, и себя.
– Что случилось?