– Полагаешь, успела за два месяца выйти замуж? – спрашиваю, а самого резануло по больному. Внутри все сжалось, стоит только представить, что мою снежинку целует и обнимает кто-то другой. Кто-то, кто все это время с ней рядом, тогда как я все ноги сбил в поисках любимой.
– Не обязательно. На моей практике было много случаев и еще больше мотивов для замены фамилии. Надо начинать копать прямо с истории ее родителей, что-то тут неладно, Дамирыч.
– Тебе виднее, – развожу руками, – признаю, за это время мы об этом даже не подумали. Но про родителей единственное, что я знаю, это то, что они погибли в авиакатастрофе пятнадцать лет назад. Никакой информации о том, кто они, что они, чем занимались, у меня нет. Гаврилов тоже не смог нарыть хоть что-то полезное.
– Сдается мне, пора тебе менять твою службу безопасности.
– Не поверишь, но и сам уже об этом думаю, – откидываюсь на спинку кресла.
– А если без шуток, значит, нам нужно понять, в какой именно авиакатастрофе. Не думаю, что это такое частое явление – крушение самолета. Пробить по тому году все случаи, фамилии и найти нужную нам пару труда, думаю, не составит. В России?
– Насколько понял, да.
В дверь раздается тактичный стук, и на пороге появляется секретарь. Проходит, цокая каблуками, расставляя чашки с чаем и кофе перед нами на столе, а сама то и дело косится на Громова. Откровенно пытается светить декольте в вырезе белой блузки и строить глазки, но друг, точно заправский монах, вообще на молоденькую блондиночку ноль внимания.
У меня не получается сдержать совершенно нетактичный смешок.
Забавно за этим наблюдать.
Но Олеся может даже не пытаться охмурить скалу.
Этот мужик – кремень, и жениться не собирается, от слова совсем. Примерно, как и я до встречи с Евой. Только если я верил “в большое и светлое”, Громов же – суровый вояка до мозга костей. По крайней мере, на первый взгляд. Расчетливый, практичный и антиромантичный. Автомат собрать/разобрать на раз-два – легко. Позвать девушку на свидание – удавиться проще. Отношения у него к девушкам крайне потребительские, но они и не жалуются.
– А сама она не объявлялась? – неожиданно спрашивает Громов, мазнув быстрым взглядом по Олесе. Безынтересным совершенно. – Звонки, сообщения, вообще глухо?
–У нее нет моего номера, и полагаю, достать ей было бы его тяжело. В универе не дали, а на работу она не звонила. – Я говорю, а секретарь зависает с подносом в руках. Поднимает на меня испуганный взгляд загнанной лани и дрожащим голосом спрашивает:
– Простите, я краем уха услышала… – аж трясется бедная Олеся, побледнев. – Вы не девушку ищите?
Момент, и я поднимаюсь с кресла, упирая руки в стол, да так резко и с таким грохотом, что секретарь отшатывается. Но ни в коем разе не собирался кидаться или пугать, просто рефлекс.
– Воу, спокойно, – поднимается следом Громов.
– Олеся, мне кто-то звонил? И если да, какого х… черта ты мне не сказала?
– Звонили. Но первый раз давненько уже. Может… месяца два назад, – пятится к двери девушка, прикрываясь подносом, как щитом. И чем прочнее утрамбовывается в голове услышанное, тем больше мне хочется запустить в нее пару ручек, а может, и чего потяжелее!
– Два месяца? – переспрашивает Громов. – Столько ты уже ищешь Фадееву?