Чувство несправедливости и жутчайшего разочарования не давали сдвинуться с места, пока окончательно не вымокла под проливным дождем и вся одежда не повисла на мне, тяжелая от воды.
Захожу в подъезд и бегом домой на трясущихся от холода ногах и со стучащими зубами. Мало того, что замерзла, так еще и этот ливень.
Дома первым делом принимаю горячий душ, а следом и чай. Отогревая себя и снаружи и изнутри. Сижу на любимом подоконнике и наблюдаю унылую картинку за окном. Так и не включив свет или телевизор. В полной, звенящей тишине.
Какое-то время кручу телефон в руках в надежде, что он позвонит и извинится. Но спустя час отключаю аппарат, поняв, как же это глупо. И мое ожидание, и его поведение. Все одна большая глупость!
Завтра выходной, и теперь я точно знаю, куда я отправлюсь. Имею полное право исчезнуть. Да и сомневаюсь, что меня кто-то будет искать. А я, наконец, отдохну от этой городской суеты.
В полвосьмого утра я уже сижу в электричке с кучей пакетов, наполненных продуктами и вещами. Бабуля будет рада моему появлению, я уверена.
Предварительно перед отъездом предупредила соседку по лестничной площадке, что меня не будет. И на всякий случай оставила свой адрес, мало ли что случится.
А погода сегодня как раз выдалась отличной. Чуть ли не впервые за все июньские деньки: уже в восемь утра через окно в электричке припекает яркое солнышко, и это не может не радовать. Ну что ж, небольшой отпуск объявляю открытым.
Три часа пути, парочка прочитанных глав и один прослушанный плейлист на телефоне, и вот я уже на месте.
— Ты весь магазин скупила? — идет навстречу бабуля и ругается. — Такие тяжести таскаешь! Тебе еще рожать! — выдает свою тираду родная женщина с укоризненным взглядом и сжатыми в упрямую линию губами.
— И я рада тебя видеть. И рожать мне нескоро, — улыбаюсь, обнимая ее, прижимая крепко-крепко, что есть сил. Знаю, что ворчит, потому что беспокоится за меня, возможно, больше, чем кто бы то ни был в этом мире.
— Конечно, это сейчас ты так говоришь, — забирает у меня несколько сумок. — А теперь рассказывай, с чего вдруг устроила побег, — ну вот, ба в своем репертуаре. Так и думала, что начнется допрос.
— И вовсе не побег, просто выдались свободные выходные, и я безумно по вас соскучилась, — пожимаю плечами, надеясь, что соврала убедительно.
Подходя к калитке, замечаю сидящего в ожидании своего мохнатого друга, который за то время, что мы не виделись, кажется, еще немного подрос. Ну, или набрал в весе. Бабушки, они такие, у них голодными не ходит никто.
— Васька, — зовут пса, и тот подпрыгивает, крутя хвостом, как пропеллером, переступая на месте, дожидаясь, пока ба откроет калитку и запустит меня. — Миленький мой, — отставляю пакеты в сторону и опускаюсь на колени, хватая в ладони довольную мордаху. — Хороший мой, — глажу свое мохнатое чудо, а тот ластится, как кот, и не отходит, поскуливая.
— Это чудовище пол-огорода истоптало, — бурчит бабуля и проходит в дом.
— Он не специально, — обнимаю пса. — Правда ведь? — переспрашиваю его, и он одобрительно залаял.
Кое-как отстав от собаки и подобрав пакеты, вошла в дом, где уже витали изумительные запахи свежей выпечки и любимых листьев смородины.
— Ба, ты снова меня будешь откармливать? — разобрав пакеты, бабуля уже наливает ароматный чай и ставит на стол пирожки. — М-м-м, мои любимые, с луком и яйцом?
— Конечно, а как иначе, — суетится ба. — Ты посмотри, какая худющая. Кости да кожа. Давай, налетай, — присаживается рядом и, улыбаясь, внимательно наблюдает за мной, чтобы не вздумала отлынивать от уничтожения пирожков. — Вечером схожу за парным молочком к Клавдии, чтобы на ночь, как любишь.