Лиса укоризненно поджимает губы, в которые я был бы не прочь впиться поцелуем, и шепчет, чтобы Ромашка не услышала:
— Я согласилась поехать к вам только потому, что безумно люблю Роберту и не хочу, чтобы она расстраивалась.
— А меня?
— Что тебя?
— Любишь?
Девушка смотрит своими невероятно голубыми глазами, словно в душу заглядывает. В них столько обиды на меня и боли, что хочется отвесить себе хорошего пинка.
— Понял. Прости. Я люблю тебя.
Не знаю, сколько еще раз мне придется это повторить ей, но я добьюсь ответа. Завоюю снова. Пока же буду довольствоваться робкой улыбкой и простым кивком.
Скромного размера сумка Лисы собрана, и в середине дня мы наконец-то выдвигаемся домой. На душе полный штиль, а в голове и сейчас лихорадочно крутятся шестеренки, соображая, как исправлять свои косяки.
— Папоська, — слышу с заднего сиденье и бросаю взгляд в зеркало заднего вида, встречаясь с хитрым-хитрым прищуром голубых глаз.
— Да, Ромашка?
— А ты меня любись?
— Что за вопросы, сладкая, конечно, — отвечаю, даже не задумываясь.
— А если я поплосу собачку… купис? М-м-м? — так вот в чем был подвох! Мой ребенок долго кругами не ходит. Один наводящий вопрос, а второй сразу в лоб.
Лиса тихонько хохочет по правую руку от меня, а Ромашка сияет своей самой невинной улыбкой.
— Давай у мамочки и спросим, согласна ли она купить собачку? — смотрю на веселящуюся девушку, но та только пожимает плечами:
— Мамочка не против.
— Вот, папоська, надо купить собачку! — довольно хлопает в ладоши непоседа.
— Сговорились, значит?
— Нет… совершенно точно, нет, — улыбается довольная Алиса и отводит взгляд. Не удержался, каюсь, снова. Тяну руку, ловлю ее ладошку и, несмотря на молчаливые протесты, сжимаю, переплетая наши пальцы.