– Да ладно, дамы, ничего сверхест…
От души прикладываю ватку к разбитой брови в надежде, что она у него сейчас будет адски гореть.
– Ау, Поля! – морщится Антон. – Ты не лечишь, а калечишь!
– Что такое? Мистеру супермену больно? – одариваю мужчину ехидной ухмылкой, и под его уничтожающим зырканьем в свою сторону отвожу взгляд.
После потасовки, когда мозг встал на место и я осознала весь масштаб беды, в которую могла вляпаться, Котову еще с добрый десяток минут пришлось меня успокаивать.
Правда, перемирие между нами длилось недолго.
До самого этого момента, когда он снова в своей кошачьей хитрой манере начал заигрывать со “спасенными” девушками.
Кот, он и в Африке кот.
Гад.
– Я тут ради тебя старался, а ты снова ко мне вот так, – почти что обиженно выдает Антон.
Почему “почти”? Потому что глаза его наглые смеются.
– А не пришлось бы спасать, если бы не утопал официантку “окучивать”, оставив меня одну, – шиплю сквозь зубы, с таким остервенением натирая его рану, что мужчина аж перехватывает мои запястья, останавливая.
– О чем ты, черт возьми, Аристова?
– Мы, наверное, пойдем… – слышим сказанное неуверенно тонкими голосками наших “гостей”, но напрочь игнорируем их присутствие. Причем оба.
– Уж простите, что испортила вам ваше поездовое рандеву, – продолжаю начатый разговор, поджимая губы. – Надеюсь, все успели? Удовлетворил страждущую?
– Я за кофе ходил нам вообще-то! Там была очередь, и в итоге я плюнул и вернулся! – обиженно морщится Котов да тут же хватается за бровь, которая явно доставляет его мордахе дискомфорт. – Твою ж…
– Угу, – достаю пластырь и трясущимися от злости руками снимаю бумажные полоски. – Знаем мы твой кофе! – и со всей силы приклеиваю липкую полоску на рану, еще и хорошенько растерев. – На завтрак, на обед и на ужин. А то и по нескольку раз! – рычу сквозь зубы и поднимаюсь с места. – Хорошего вечера и сладких снов, Антон Сергеевич, – бросаю зло и забираюсь на свою полку, поймав в спину только обиженное:
– Дура, Аристова!
Ну и ладно. Не дурнее некоторых, между прочим!
Ложусь, накрываясь одеялом чуть ли не с головой, и отворачиваюсь к стене, еще полночи гипнотизируя ее взглядом. Ну, или прожигая своим бурлящим внутри недовольством.