*
Сарафан был синим. Глаза – еще синее. Кожа – в молоко добавили капельку кофе и получился дивный оттенок. Волосы - отросли, вдруг стали слегка виться и густой светлой волной касались плеч. И улыбка поверх всего – прожекторная, белоснежная.
Елки-палки, он ослеп.
И это его обнимали, целовали в шею, тыкались носом в грудь. А он стоял столпом. И поверить не мог сразу – видимо, слишком часто ему прилетало за два последних чемпионата в голову мячом. И лишь когда Ту принялась его тормошить: «Степа, Степка, что с тобой?!» - рассмеялся громко, беззаботно и раскатисто. И обнял сам, как мечтал. И поцеловал.
*
- Шестнадцатый? – Ту бросила на него косой взгляд, пока они поднимались по лестнице.
- Мой полевой номер. Самый что ни на есть удачливый.
- Что же ты там собираешься делать в номере, если запасаешься удачей впрок?
Степка запнулся о ступень. Эти интонации… Не слышал раньше? Забыл? Тучка обернулась. Провокация была и во взгляде, и в повороте плеча. И в длине сарафане, черт его дери!
- Увидишь, - буркнул хрипло и подтолкнул. Ох, ничего себе, как ты там аппетитно нагуляла.
*
- На многое сразу не рассчитывай.
- Почему?
- Потому! – на пол полетели сразу его футболка и ее сарафан. – Не смогу долго и ласково. Будет быстро. Может быть грубо. Прости. Сразу и сейчас.
Сразу и сейчас. Немедленно. Пять шагов до кровати – десятикилометровый кросс. Но зато…
- Не умеешь ты грубо, Степа… - протяжный женский выдох. – Ты у меня ласковый.
- Я у тебя сейчас кончу, если ты будешь так делать.
Счастливый женский смех. Довольный мужской стон. Дальнейший сценарий известен.
16.2
*