— Я еще раз тебе говорю — это может быть не твой ребенок.
— Это мой ребенок!
— Ты как маленький. У меня примерно в одно и то же время были половые акты с двумя мужчинами. Я понятия не имею, кто из вас двоих отец ребенка — ты или Клаус, ясно тебе?!
Ромка дернулся, как от удара. Прищурился. Поставил локти на стол и сцепил пальцы в замок.
— Послушай меня, Мрыся, и послушай внимательно. Это мой ребенок.
— Откуда ты знаешь?!
— Знаю. И не позволю тебе отнять у меня моего ребенка.
— Ты мне… — Марфа не верила своим ушам… его спокойному тихому голосу. — Ты мне угрожаешь?!
— Нет. Предупреждаю.
— Это. Не. Твой. Ребенок! — вскочила Марфа.
— Это. Мой. Ребенок!
— Как ты можешь это знать?!
— Ты не можешь быть беременна от другого! — проорал он.
Все. Это уже за гранью, Ракитянский!
— Это ребенок Клауса! — проорала в ответ Марфа.
— Нет! — шарахнул он кулаком по столу. — И даже если биологически… — Роман резко дернул плечом и снова заорал: — Он все равно мой, поняла меня?!
Его крик оглушил ее. Марфа показалось, что этот удар кулаком пришелся не по столу, в нее. Внезапно забурлило и подкатило под горло. Ее сейчас стошнит, точно стошнит. Марфа зажала ладонью рот. И в этот миг все это подкатившее вместо того, чтобы вылиться, как полагается, через горло и рот наружу, вдруг ухнуло вниз и вопреки всем законам физиологии, преодолев все преграды, потекло вниз.
Марфа почувствовала, как горячо и мокро стало между бедер. Так, будто у нее внезапно началась менструация. Но у нее не может быть менструация. Она же беременна.
— Мрыся, что случилось?! — она почувствовала Ромкины руки на своих плечах. После крика его голос теперь казался почти шепотом. — Тебя тошнит? Не сдерживайся, пусть выйдет. Давай, я потом уберу все, не переживай. Давай, Мрысь, не стесняйся. С беременными это… нормально.
А оно там все текло и текло. Но как же это… Этого же не может быть…