Ох, Мороз, Мороз...

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ладно, извини, — он с сожалением убрал ладони с бархатистых теплых полусфер. — Спи.

— Эй, а ну верни, как было.

Он тихо рассмеялся и вернул. Прижался плотнее и зашептал на ухо.

— Будешь скучать по мне?

— Уже начала.

Он ласкал ее медленно, тщательно, неторопливо. И раздевал так же. Зачать ребенка можно в любой позе, но законы физики никто не отменял. Физика в Пашиной жизни сыграла свою важную роль, и теперь ею тоже пренебрегать не стоит. Поэтому наверх мы Ингу Михайловну не пустим — да она особенно и не стремится, ей нравится отдавать инициативу ему. Пусть побудет внизу, чтобы то, что должно, затекло как можно глубже.

Она тихонько охнула, когда Паша взял ее. Взгляд из-под полуопущенных изогнутых ресниц был такой, как надо. Изящные лодыжки на его плечах лежали тоже как надо. И можно приступать.

Не торопиться. Гладить и ласкать руками идеальную упругую грудь. Поддаться притяжению женских рук — и наклониться. Целовать. В какой-то момент все ушло на задний план, оставив только удовольствие — свое и ее. И все поглотили их сначала медленные и плавные, а потом короткие и яростные движения друг навстречу другу. А потом, после острого пика удовольствия, он лежал, устроив Ингу на себе, и гладил ее по спине. Полежи так, девочка. Не шевелись.

Я никогда ни о чем не просил. Но сейчас… Одно, маленькое, одно-единственное чудо. Пожалуйста. Не ради меня, ради нее.

***

Его пальцы там умиротворяюще, так нежно и почти невесомо касались ее спины, что, кажется — сейчас, после взрыва наслаждения — самое время уснуть. Но Инга не засыпала. Тихонько гладила его руку — плечо, предплечье, запястье.

Ее мужчина. Ее теперь уже муж. Мужчина, которого она знала близко. Которого понимала как себя. И все же была между ними одна тайна. Странная и болезненная.

Их близость была всегда очень честной. Сладкой. Откровенной. Но у этого есть и обратная сторона. Тело своего мужчины она знала до самых мельчайших деталей. И знала, что в очень интимном месте у него есть два небольших шрама, которые Инга нащупала только языком. Не специально. Просто он так стонал, что отказать в удовольствии исследовать там языком все, Инга не смогла.

И теперь знала… она, в общем-то, и раньше знала, но тогда получила явное подтверждение. Нет никаких мужских таблеток-контрацептивов. А Павел сделал специальную операцию.

Это стало для Инги тогда откровением и потрясением. Но она не стала спрашивать. Инга была не то, чтобы уверена — она просто знала — если Павел не сказал сам, значит, есть причина. А еще она не то, чтобы знала — но очень, до дрожи надеялась, что это решение не касается ее. И что дело не в том, что Павел не хочет детей в принципе. Он не хотел детей в той семье, от той женщины. А с ней… а у них… Их ребенка он будет любить. Знала, верила, надеялась — такой вот дикий сплав эмоций. Только вот… В конце концов, они меньше полугода женаты. Говорят же — надо пожить для себя.

Но… но она читала, что даже после вазэктомии бывают случаи зачатия. Инга тщательно изучила вопрос. Риск оплодотворения после этой операции — ноль целых, пятнадцать сотых.

Ноль целых.

Но пятнадцать сотых же есть!

Я никогда ни о чем не просила. Но сейчас… Одно, маленькое, одно-единственное чудо. Пожалуйста. Не ради меня, ради него.

***

— Дед Мороз пришел!

— Я все слышу!