За окнами темнеет. Финал наступил. Никто ее не видит, и Полина тихонько утирает слезы и еще тише шмыгает носом. Ну, граф, ну за что же вы так…
А эти, тоже хороши. Сволочи. Что Вронский, что Облонский. И Ракитянский гад – с ними за компанию. Потому что «-ский». Но почему-то жаль Каренина. Наверное, потому что не «-ский». И ДарьСанну – просто так, тоже за компанию.
А колеса все стучат и стучат. Их звук и тревожит, и умиротворяет. И почему-то не дает покоя мысль, что этот звук был последним, что слышала несчастная Анна Каренина.
Если страшно от сильного пожара, то надобно бежать туда и работать, и вовсе не будет страшно.
Приобщение к классике вводит Полю в состояние глубокой задумчивости. И заодно перезагружает голову. И впервые за весь путь захотелось слушать музыку. Долго искала в сумочке маленькие капельки-наушники, и потом так же долго лежала без сна под голос Адель. Он сменил в ее ушах многодневный голос колес: то гул, то стук. И словно путешествие окончилось, и Полина спрашивает себя: «Удалось ли? Достигнут ли результат?». И на честно заданный вопрос отвечает себе тоже честно. И от этого ответа всхлипнуть хочется и ткнуться носом в подушку.
Ни черта не помогли ей российские железные дороги. Уже виден конец пути, сквозь темноту поезд летит по забайкальской степи, неотвратимо неся Полину к концу путешествия, к берегу океана. А ее собственный океан безысходности – с ней. Что же ты творишь, всадник пятый проклятый? Велика Россия-матушка, а деваться от тебя – некуда.
В голос француженки вторгаются пересвисты тепловозов, и Поля, сняв наушники и смахнув мелкую влагу с глаз, выглядывает в окно. Бесконечными суставчатыми червями толпятся за вагонным стеклом составы. Тут и цистерны, и странной трапециевидной формы вагоны яркого зеленого цвета, и платформы, накрытые огромными кусками брезента, под которым угадываются силуэты каких-то огромных машин – тракторов а, может быть, и танков. Это какая-то крупная узловая станция – их они проезжали несколько. Кажется, поездов здесь сотни, если не тысячи. Их пункты назначения - во всех направлениях, и в этом скоплении, кажется, легко затеряться. Но не тут-то было. Не от господина Ракитянского.
Надо искать другой выход. Как от тебя избавиться? Как тебя разлюбить?
Чем длиннее тупик, тем он более похож на дорогу.
Утро начинается суетой и шумом. Кто-то проспал и спешно собирается – сквозь сон Поле не интересно – кто. Но проклинает от души сквозь дрему. В купе откуда-то тянет свежим рассветным воздухом. Тревожным, словно продолжение вчерашних мыслей. Не смогла? Не справилась? Не получилось?
Поднимает сонную голову с подушки и, прищурившись, выглядывает в окно. Встречается взглядом с грустными глазами коровы, вышедшей к железнодорожным путям. Корова наклоняет рогатую голову и начинает жевать чахлые ростки первой травы.
Да, точно. Кофе. Хочу кофе.
В грустный мотив разлуки что-то еще вплетается, будто
Пуля в аккордеоне катится по ладам
Потребность в кофе удовлетворена. И Полина вдруг понимает, как соскучилась по вкусу хорошего кофе. По городскому смогу. По виду с высоты птичьего полета из окна. Сейчас за окном очередная станция в бескрайней забайкальской степи. Сколько их уже было? Сколько их еще будет? Изменится что-нибудь к следующей станции? А к следующей? Похоже, что нет. Надо возвращаться. Дотерпеть бы теперь до конечной станции.
Старинное русское слово, означавшее удачу, везение, счастье, прибыток, барыш, поживу.
А к следующей станции ситуация меняется. Правда, только в рамках их купе, но ощутимо. Появляется новый пассажир - и какой!
Возвращается из отпуска у родителей моряк. Все как полагается: тельняшка на крепких плечах и полный сундук моряцких баек. Рот у него закрывается только на то, чтобы прожевать или сглотнуть, поесть или выпить. Полина бы уже давно устала от такого непрекращающегося общения, но сейчас, когда исход путешествия близок, желаемый результат не достигнут, и тоска подкатывает неостановимо, неотвратимо – разговорчивый морячок спасение. Так она его и воспринимает, и слушает, и охает, и всплескивает руками.
- Шли мы как-то по Лаперузу…
- А там огромные медузы?
ebooksa