— Спасибо. Я пойду.
— Еще нет?
— Нет, — вздохнул Лис.
Уже середина апреля, но лед до сих пор стоит. Очень поздняя весна в этом году, старожилы говорят, что такая поздняя была в последний раз сразу после войны. Там, вдали, уже видна чернеющая вода, видна даже без бинокля. Но в поселке озеро по-прежнему скованно толстым льдом.
В прошлом году Лис в это же самое время был уже у Лисы. А в нынешнем году… словно как назло… когда ему так надо, чтобы открылась навигация… как никогда надо… Уже до тошноты просто ненавидит этот лед. Дважды в день в последнюю неделю Лис ходит на ближайшую к дому пристань, и все без толку. За этими его метаниями к пристани с тревогой наблюдали и мама, и Янар. Да и сам Лис сходил с ума от какой-то непонятной тревоги. Уже и катер весь проверен и подготовлен, и ждет в гараже своего часа, а лед все никак не уходит.
И ждать уже сил нет. Каждый раз, когда Лис видит белое с пристани, у него начинает реально жечь где-то внутри, в животе. Ну, когда же уже, когда?!
— Знаешь, мне сегодня сон снился. Отец твой приходил.
Лис резко повернулся к матери. Тему смерти отца они не обсуждали. Никогда. Он не знал, что сказать. А мать медленно продолжила:
— Он ведь мне ни разу не приснился. Ты не представляешь, как я плакала тогда. Я так его любила. А он ни разу… за все время… ни разу не пришел ко мне во сне. Словно сердился на меня за что-то.
Лис почувствовал, как неприятно закололо в горле. Но по-прежнему не знал, что сказать. Да и не смог бы, наверное — в горле кололо все сильнее. Но он подошел ближе, встал рядом с коляской.
— Мама…
— Это был хороший сон, — мать его словно не слышала. — Очень хороший. Хочешь, расскажу?
Лису пришлось прокашляться, чтобы ответить.
— Расскажи.
Мама начала говорить тем самым голосом — медленным и напевным — каким она рассказывала в детстве сказки — и ему, и Янару.
— Утро. Белое туманное утро. Небо все в облаках. И вдруг в облаках появляется прореха. А там небо — высокое, весеннее. Такое, как сейчас. И в этом небе высоко-высоко парит птица. А на земле, на высоком увале стоит человек. Охотник. Это твой отец, Толя. Он поднимает ружье и начинает выцеливать птицу. Я хочу ему крикнуть, чтобы он не стрелял, что не надо. Но не могу. Хочу крикнуть, а не могу. А он вдруг опускает ружье и говорит: «Я не могу. Я не могу, Алтынай».
Мама замолчала. Лис еще раз прокашлялся.
— А дальше?
— А все. Я проснулась. Вся в слезах.
Лис снова тяжело сглотнул. А потом медленно опустился на колени рядом с креслом матери, положил голову на подлокотник ее коляски.