Укрощение рыжего чудовища

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хорошо, – согласился он, веря, что его голос звучит ровно и не выдаёт разочарования.

– Ти-и-ш… – Она еще потерлась о его спину щекой, и еще плотнее прижалась так, что он остро почувствовал ее всю – и грудь, вжавшуюся ему ниже лопаток, и живот, и бёдра, прижавшиеся к его ягодицам. И руку просунула еще дальше в ворот рубашки, взъерошила пальцами короткие волоски. – Тишенька, до завтра так далеко… Может, ты угостишь меня сегодня… чем-нибудь домашним?

Он резко вывернулся из ее рук. Не стал заглядывать в глаза, проверять показалось или нет? Всё к чёрту! Он жадно припал к ее губам.

А она ответила.

Оторвал их друг от друга какой-то звук. Они с виноватым видом одновременно метнули взгляды на детскую кроватку. Марфа Тихоновна безмятежно спала, никак не реагируя на то безобразие, которым в метре от нее занимались ее родители. Они сообразили, что кто-то из них застонал, потеряв голову от наслаждения.

– Всё, блин! – негромко рыкнул Тин, подхватывая жену на руки. – Пошли супружеский долг отдавать, Варвара Глебовна!

Она не ответила, только обняла его за шею крепче. Слова были уже излишни.

В ту ночь Марфа Тихоновна решила, что она уже достаточно большая девочка и может проспать до семи утра без перекусов. Да и куча гостей накануне утомили девчушку.

А вот родители ее в ту ночь так и не заснули толком. Наперегонки, жадно, взахлёб, боясь хоть на секунду отпустить, недодать, недосказать. Не расплетая объятий, не отпуская рук, не отрывая взглядов, не размыкая губ, они возвращались друг к другу, навёрстывая упущенное, стараясь полной мерой и чашей – любить.

Уснули они только под утро, прижавшись друг к другу и надёжно сплетясь в объятии. Уснули так сладко и крепко, что Марфуше пришлось продемонстрировать весь свой богатый вокальный диапазон, прежде чем утомлённые любовью и лаской родители соизволили открыть глаза. Первой подскочила Варя, чуть не свалившись с кровати. В панике стала искать вещи, первыми ей попались трусы Тина, второй – его же рубашка. Ее и накинула она на себя и бегом помчалась к надрывающейся криком малышке.

Когда в детскую вошёл Тин, в кресле-качалке в окружении подушек с бутонами пионов, на его вчерашнем месте, сидела Варя с Марфушкой на руках. Дочь с завидным аппетитом кушала, иногда что-то ворча, видимо, сетовала на то, что завтрак подали с опозданием. Но, как и вчера, надёжно сжимала в кулачке мягкий хлопок кармана.

Варя смущённо взглянула на мужа из-под россыпи растрёпанных рыжих локонов. Она старательно отваживала его от присутствия при кормлении грудью – стеснялась почему-то. Но сегодня он не уйдёт. Тихон встал за спиной Вари. Марфа на секунду оторвалась от завтрака и что-то приветственно гулькнула родному человеку номер два.

– Привет, хомячок, – улыбнулся Тин дочери. – Ты кушай, кушай, не отвлекайся. Я пока маме твоей косу заплету. – Он принялся разбирать золотые пряди и потом наклонился к Вариному уху. – И чего это мы такие растрёпанные, а, Варвара Глебовна? Кто это вас так… – Он слегка прикусил ей ухо. – Растрепал?

– Перестань! – Она поёжилась от его прикосновений. Строго сказать не получилось, и вместо этого она рассмеялась. – Тиша, сделай мне чаю, пожалуйста.

– Хорошо. – Он наспех доплёл косу и направился к двери. – Тебе, как обычно, с молоком?

– Да. И штаны надень, нечего перед дочерью в одних трусах шастать!

– Она еще маленькая!

– Не заметишь, как вырастет! Так что не заводи такой привычки даже.

– Хорошо, сейчас надену. – Он обернулся уже в дверях. Взглянул на нее – убранные в косу волосы, припухшие губы, засос на шее. Сидит в его рубашке на голое тело. Кормит грудью его ребёнка. Его женщина. Жена. Его Варя…

Она вдруг покраснела под его взглядом – так обильно и быстро, как краснеть умеют только рыжеволосые люди.