Нельзя. Ну, нельзя же в таком состоянии за руль садиться! Подумаешь – снова влюбилась. Подумаешь – снова предали. Жить-то всё равно хочется. Очень хочется.
Следом за первой она сразу прикурила вторую. Пальцы всё еще дрожали. Зазвонил телефон. Никого не хочет слышать. Никого! Но телефон всё же вытащила. Мама.
– Привет, мам.
– Кирюша, с тобой всё в порядке? – Голос матери в трубке встревоженный.
– Конечно, – глубоко затягиваясь. – Что со мной может случиться?
– Не знаю… У меня только что сердце прихватило – даже в глазах потемнело. Кирочка, точно всё в порядке?
– Валокордин выпей. А со мной всё в порядке.
Теперь – да. Живы будем – не помрем.
– Кирюша, ты где сейчас?
– Я еду домой.
– Хорошо. Будь осторожна. Кира… – Тон у Раисы Андреевны неуверенный. – А, впрочем, неважно. До вечера, родная.
– До вечера, мама.
У Киры есть хотя бы один человек, ради которого стоит жить – это мать. И вообще – чушь всё. Макс ей верность хранить не обещал. Вообще ничего не обещал. Ну, подумаешь, переспал с двумя сёстрами по очереди. Не одновременно – и на том спасибо. Ведь лично ей, Кире, Макс ничего плохого не сделал. Ничего ведь, правда? И даже кое-что хорошее сделал. Отличный секс можно записать в актив. Отличный секс. И только. И всё. И на этом – всё. Кира заморгала часто, сгоняя слезы. Чёрт, это сигаретный дым в глаза лезет.
Пиликнул забытый в руке телефон. Сообщение от Макса.
Для тебя – да. Занята, навсегда. Считай, умерла. Приговор в два касания.
Сунула телефон в сумку. Всё. К чёрту всех и все. Козикова. Оксану. «Артемиду». Макса. Любую боль можно пережить, перетерпеть – она это точно знает.
Посмотрела на свои руки. Не дрожат. Вот и отлично. Куда она ехала? Ах, да, домой. Точно, переодеться. В пень деловые костюмы. Где ее джинсы и косуха?
Уже в машине телефон снова пиликнул. Кира достала его из сумочки. И долго смотрела на экран. Больно все-таки. Ужас как больно. Почти нестерпимо. Когда знаешь, что все эти слова – фальшивка. А вам, пан Мáлыш, за актёрское мастерство – пять.