– Если честно, я его видела мельком буквально одну минуту, когда… они заглянули к нам домой. Таня что-то забыла. Просто молодой человек. Даже поговорить толком не успели.
Сказано это было такой неубедительной равнодушной скороговоркой, что Иван не поверил ни в одно слово. Ну, кроме разве что…
– Так он был у нас дома… – Иван почувствовал, что слишком сильно сжимает пальцы на локте Дуни, – и ослабил давление. Но выпускать не стал. А то еще раз споткнется… на своем неубедительном вранье.
– Они молодые, что тут непонятного? Я вошла в рабочий час – забыла дома документы, а там они. Естественно, после этого пулей куда-то вылетели. Себя вспомни лет тридцать назад.
Равнодушная скороговорка сменилась раздражением. Дульсинея начала сердиться.
– Не было такого, – нарочито нахмурил брови Иван.
– Чего не было? – жена явно решила, что сердиться в такой ситуации – лучшая тактика. А Иван наклонился к ее уху.
– Потом дома расскажу – чего не было, – негромко проговорил он и с удовольствием почувствовал, как она снова споткнулась. Ладно, хватит дурачиться, взрослые же люди. Покупают подарки своим взрослым детям. И, кстати, о взрослых детях – надо же выяснить все до конца. И Иван спросил уже не на ухо, а нормальным голосом: – Чем он хоть занимается – знаешь?
– Музыкант.
Пришел его черед спотыкаться. Воображение быстро нарисовало кого-то тощего, татуированного, с ветром в голове и гитарой за плечом. Кого-то, похожего на…
– Как Иня?! – просипел Тобол. Дуня помолчала, а потом пожала плечами и безмятежно ответила:
– Я не слышала, как он играет, но мне кажется… что все же лучше.
Час от часу не легче. Собрал, называется, информацию. Господи, Таня, Таня, во что ты там умудрилась вляпаться?! Мало того, что этот тип доводил ее дочь сначала до слез, а потом до рассеянности, так он еще и музыкант?! Иван шумно выдохнул. Ладно. Ладно, ему обещали это чудо чудное скоро показать. А вслух сказал:
– Мама будет довольна знакомствами своей внучки.
Дуня кивнула.
– Ой, смотри, какие красивые разноцветные коробки! Пойдем посмотрим. У тебя же сейчас начнется пора новогодних фотосессий. Если понравятся, я смогу тебе такие изготовить для студии.
Иван согласно кивнул, и они пошли смотреть коробки. Больше к этой «музыкальной» теме они не возвращались. Но ни на минуту не забывали о ней.
Все на этот раз было другим. Другая дорога, другой зал, другой рояль. Даже Шопен – и тот другой.
Все время в дороге Илья не отрывался от телефона – ему было с кем говорить. Он выходил на сцену – и видел в зале родные глаза. Они смотрели на него с расстояния в пару тысяч километров. И когда пальцы касались клавиш, приветствуя инструмент, когда в мире исчезало все, кроме музыканта и рояля, – даже тогда где-то все равно существовал другой, родной и близкий человек. И Шопен звучал как-то иначе.
«Я знала!» – так подписала Таня ссылку на очерк об итогах конкурса. В заголовке которого значилось: «Новая звезда русского фортепианного искусства Илья Королёв – пунктуальность и поэзия в одних руках». На заголовки прессы Илья давно привык не обращать внимания, выуживая из новостных лент только факты. Но председатель жюри, седовласый бородатый австрийский профессор музыки, вручая ему Гран-при, сказал: «Будь в зале Шопен – он бы аплодировал вам, юноша». Эти слова стали весомым дополнением к победе.