За стол они сели только после объятий, поцелуев, поздравлений и вручения букета – всего вперемешку. Мама радовалась так, будто именно она выиграла один конкурс и попала в тройку победителей в другом. Впрочем, она всегда за него так радовалась. Потому что она музыкант. Потому что она знает, что стоит за этим триумфом. Потому что его успех – это ее успех. Илья понимал, что мать сознательно принесла в жертву свою музыкальную карьеру, поставив на первое место семью. Илья запретил себе думать, смогла бы мама добиться тех же успехов, что и он, если бы поставила карьеру на первое место. Хватило бы у нее таланта, трудолюбия, везения. Думать об этом – это даже не святотатство. Это абсурд. Всем, чего он добился, он обязан матери. И отцу.
Который с довольным видом сидел во главе стола. Он был тоже доволен, рад и счастлив. Только для того, чтобы это понять, надо самому быть Королёвым.
Обед и отчет о поездке плавно переросли в чаепитие и спор по поводу Кейджа[6] А когда у спорящих сторон кончились аргументы, они стали просто пить чай. И именно этот момент Илья посчитал подходящим, чтобы сообщить о чем-то важном. Потому что давно пора поставить в известность родителей. И кольцо, которое будто жгло карман, сегодня обретет свою хозяйку.
Майя чувствовала себя счастливой. По-настоящему, ярко. Такие моменты потом долго вспоминаются. Некоторые остаются в памяти навсегда. Момент первого взрослого серьезного триумфа твоего ребенка. Ребенка, за которого с первого его вдоха у тебя постоянно болит сердце. И ты живешь с этой болью, привыкаешь. Но сегодня она отступила. И Майя сидела напротив сына, слушала его, спорила с ним – потому что они оба любили эти споры. И любовалась украдкой. Красивый, взрослый, талантливый, ее сын. А еще – счастливый. Илья выглядел невероятно довольным жизнью, расслабленным, каким-то… благостным. Это слово Майе не нравилось, но оно лучше всего описывало то, каким был сейчас ее сын. Из глаз исчезли настороженность и отчужденность, он словно пришел к какой-то одному ему понятной гармонии. И это было совершенно отдельной причиной, чтобы чувствовать себя счастливой.
– Мама, – тем временем Илья поставил чашку на блюдце и посмотрел на нее. – Папа… – повернул голову к отцу. – Я хочу сказать вам кое-что важное.
Майя тоже отставила чашку. Илья не сказал чего-то важного о поездке? Она неосознанно сжала пальцы. Посмотрела на мужа. Он смотрел на сына, и Майя сделала то же самое. Теперь оба родителя смотрели на Илью.
– Я женюсь.
Майя ахнула. Зажала рот рукой. Она ослышалась? Ослышалась?! Перевела взгляд на мужа. Он невозмутимо отпил чаю.
– Поздравляю.
Значит, ей не показалось?! Не ослышалась?! И ее сын… только что… сообщил… что…
А сын между тем кивнул отцу, протянул руку, добыл из вазочки привезенный им же Моцарткугель и протянул ей. Майя взяла конфету и принялась медленно ее разворачивать. И так же неспешно откусила кусок, не торопясь, отпила чаю. Куда теперь торопиться-то? И что теперь делать? Что делают взрослые женщины, когда взрослые сыновья сообщают им о намерении жениться? Как минимум выяснить, на ком.
– На Татьяне?
– Да. Еще конфету, мам?
Ей ты тоже привез конфеты, мальчик мой?
– Будь так любезен.
Майя съела еще одно изделие кондитерского гения Пауля Фюрста в полной тишине, чувствуя на себе взгляд мужа. Но смотреть сейчас могла только на сына. В его безмятежные глаза, копию ее собственных. Такое ощущение, что он не понимал… ничего не понимал…
– И когда же вы… планируете это событие?
– О точной дате мы пока не думали, – сын безмятежно пожал плечами.
И этот жест что-то обрушил в Майе.
– А о чем вы думали? – Майя чувствовала, что голос не вполне ей повинуется, сделала вдох. Спокойнее, Майя Михайловна, спокойнее. – Илья, сынок, тебе не кажется это решение поспешным?