– Пойдем пить чай. Это кольцо пока только одно. А пироги еще есть.
Она опять звонила маме предупредить, что ночевать домой не придет, сказала, что у нее все хорошо и что она очень рада, что пироги получились вкусные и что папа съел четыре штуки.
Ночью поднялся ветер, за окном слышалось его легкое завывание, луна в окно светила холодным лимонным светом. Это было похоже на сказку. Настоящую, зимнюю.
Здорово было лежать в обнимку под теплым одеялом после долгой-долгой нежной-нежной любви и слушать песню декабря.
–
–
А утром Таня снова опоздала на работу!
Дуня знала, что это время обязательно настанет, что надо подготовить мужа к неизбежному, оттого и завела разговор о возможно серьезном романе дочери. И надо бы сделать шаг дальше, намекнуть, что это может быть совсем не тот мальчик, которого Иван хотел бы видеть… но не получалось. Дуня не знала, как намекнуть, боялась, что сделает только хуже своими попытками, мучилась, тянула время, и оно, это время, вдруг вышло.
Таня опять не ночевала дома. В ее вчерашнем вечернем звонке не было ничего особенного, такое случалось и раньше, дочка выросла, у нее своя жизнь. И все же теперь все было совсем по-другому. Дуня тоже смотрела новости и знала о триумфе молодого пианиста, она понимала, что ничего в личной жизни Тани за это время не изменилось. Дочь просто ждала возвращения этого мальчика. И как только он вернулся – она тут же уехала к нему. Все логично. Все именно так и должно быть, если это любовь. А в том, что Таня любит, сомнений у Дуни не было.
Вот только как подготовить мужа к неминуемому – она не знала.
Все случилось на кухне. Дуне порой казалось, что самое главное в их доме происходит именно на кухне. Все время включена плита, или заваривается чайник, или формочками из теста вырезаются будущие печенья.
На этот раз был ужин, ставший уже привычным. Ужин на двоих. Дети выросли, у каждого из них своя жизнь. Дуня загрузила посудомоечную машину, нажала на кнопку чайника. Иван сидел рядом, что-то смотрел в телефоне. Эту почти пасторальную картину нарушил звук открывающейся входной двери, легкий напев модной песни, звук воды в ванной, и Таня – счастливая, улыбающаяся, довольная Таня влетела на кухню со словами:
– Привет, родители! – и расцеловала всех по очереди в щеки. – На ужин я, конечно, опоздала, но на чай, надеюсь, нет.
Дуня, которая держала в руках жестяную коробку с чаем, улыбнулась, наблюдая, как дочь обнимает отца, и улыбка эта застыла на ее губах. Что-то сверкнуло при свете лампы, такой яркий всполох… Может, показалось? Таня взмахнула рукой, поправляя волосы, и коробка с чаем выскользнула из материнских рук. Кольцо. На безымянном пальце правой руки, переливаясь, сверкало кольцо. Вот и все. Отпущенный запас времени подошел к концу. Дуня наклонилась, чтобы поднять коробку, потом отвернулась к столешнице. Нужно немного прийти в себя. Вода вскипела. Вот сейчас достанет заварочный чайник, возьмет ложку, отмерит необходимое количество чая, зальет его кипятком…
– Тебя повысили, что ли, Татьяна свет Ивановна? – раздалось за спиной.
– Откуда такая информация? – голос у дочери веселый.
– Из общего поверхностного анализа, ибо вижу чрезвычайно довольного собой и жизнью человека, – голос мужа насмешливый.
– Тогда повысили, – согласилась дочь.
Дуня чуть повернула голову и увидела, как Иван вдруг перехватил запястье дочери и уставился на кольцо. Вот и он заметил. Не просто заметил – почти замер, внимательно разглядывая. Да, Ваня, все правильно, это не фианиты. В той семье, откуда мальчик, фианиты не носят и не дарят.
Иван поднял на дочь глаза и поинтересовался: