– Ты придумал новое название родовому гнезду? – поинтересовался отец.
– Ты против роли падишаха?
– Я все больше чувствую себя визирем. Как твои дела?
После того как он произнес слово «визирь», в трубке отчетливо послышалось хмыканье, и только потом сын ответил:
– Дела прекрасны. Хочу представить свои… дела… вам. Мама готова нас принять?
Нет, мама пока не готова. С мамой не все так просто, сын. И ты сам это чувствуешь, иначе не звонил бы сейчас мне, пытаясь разведать обстановку. Илья Юльевич немного помолчал, обдумывая свои слова, и наконец произнес:
– Дай ей еще немного времени, и она будет готова.
Теперь молчал сын. Тоже обдумывал.
– Ты дашь мне знать, когда будет можно?
– Да.
– Спасибо, пап.
То, как он произнес свое «спасибо» – на выдохе, выдало Юню с головой. Там было и переживание, и облегчение, и вера. Илья Юльевич положил телефон на стол и потер пальцами виски. Хотелось кофе, крепкий, горький. Но вместо кофе он встал и привычно подошел к окну – посмотреть на панораму города с высоты своего кабинета в башне бизнес-центра.
Три дня назад, когда сын, обрадовав своей сногсшибательной новостью, ушел, Май плакала. Даже не так, она рыдала. Илья, слушая всхлипы на своем плече, гладил ее волосы и тихо успокаивал:
– Все хорошо, Май. Ведь все хорошо.
Разве мы не мечтали о том, чтобы у Юни наконец-то появилась личная жизнь? Чтобы он зажил по-настоящему, выйдя из рамок четко очерченного мира музыки, где словно специально запер себя, отгородился? Вот это произошло. Только мы оказались не готовы.
Май потихоньку успокаивалась. Илья чувствовал в своих руках ее тело, и она снова казалась ему девочкой. Его девочкой. За которую он в ответе.
– Как думаешь, я сильно напугала мальчика? – чуть шмыгнув носом, спросила почти пришедшая в себя Майя.
– Я думаю, он переживет. Потому что твой мальчик уже мужчина.
– Думаешь, надо женить? – она слегка хихикнула. Немного нервно, немного по-детски.
Ну девочка же!