Я тебя искал. Я тебя нашла
– Май, – говорили там, – ты помнишь, что через два часа мы должны быть на ужине с партнерами?
– Да, конечно, я помню, – ответила она. – Я буду готова к половине восьмого. До встречи.
А потом в трубке еще что-то сказали, Ваня не разобрал, что именно, но она рассмеялась. А он назвал ее «Май». Это было… интимно, и это был удар под дых. У нее совсем другая жизнь, совсем другая. С тем, кто называет ее «Май» и с кем она смеется по телефону. Она любит своего владельца заводов, газет и пароходов. И ей совсем не нужен Ваня. Совсем.
Она отключила телефон и посмотрела на Ваню, ожидая ответа на свой вопрос. А он больше не мог здесь находиться. Он умрет, если здесь останется. У него в ушах еще стояли его «Май» и ее смех.
– Ничего вы не понимаете, – сказал он, вскочив на ноги. – Совсем ничего. Вообще. И вы очень хорошая, очень хорошая. – Он неловко натягивал куртку. – Мне пора. И вам тоже.
С этими словами Ваня кивнул головой вместо прощания и вылетел на улицу.
Москва традиционно стояла в вечерних пробках. По прикидкам Майи, домой она должна попасть минут через тридцать. Если не повезет – сорок. Впритык.
Майя потянулась к сумочке, чтобы нащупать телефон – все равно стоять еще минут пять. Но нащупала конверт. Ее рука замерла, а потом медленно вытащила белый прямоугольник на свет.
Зачем она полезла в этот конверт, Майя потом так и не смогла себе объяснить. Ну не деньги же она собралась пересчитывать, в самом деле? Но вместо денег ее пальцы достали сложенный вчетверо лист бумаги.
Спустя минуту Майя положила листок на колени и некоторое время смотрела перед собой, в лобовое стекло. Вздрогнула от резкого звука автомобильного клаксона. Оказывается, их ряд тронулся. Поехала и она. До следующего светофора, где снова встали.
А там Майя отогнула солнцезащитный козырек и посмотрела на свое отражение. Ну что, поздравляю тебя, Майя Михайловна: в тебя влюбился мальчик, друг сына!
О господи…
А она чего только не успела уже придумать, чтобы объяснить такое странное поведение Вани. На покупку костюма вроде согласился даже с удовольствием. А потом вдруг резко и быстро решил вернуть деньги. Дерганый, нервный. Слова эти странные напоследок. Майя думала о том, что, может быть, у Вани какие-то проблемы – с учебой, с девушкой. Да много ли надо в этом возрасте, чтобы на пустом месте создать вселенскую проблему. Даже мелькнула нехорошая мысль о наркотиках – но Майя ее поспешно отогнала. Нет, Ваня не похож на такого. На того, кто способен.
А он вон на что оказался способен.
Майя снова отогнула козырек и снова посмотрела на себя. Кризис старшего – или какого там – возраста Майя уже пережила. Она приняла себя, приняла изменения в своем теле и на своем лице. И несла свой возраст с гордостью. Как говорила Коко Шанель, возраст для женщины – не самое главное: можно быть восхитительной в 20 лет, очаровательной в 40 и оставаться неотразимой до конца дней своих. Да уж, вы, Майя Михайловна, совершенно неотразимы.
Снова засигналили, и она снова вернулась вниманием к дороге. Но мысли упорно уползали. Боже, как это странно, и неожиданно, и…
Майя нравилась мужчинам. Но кольцо на пальце давно и прочно оберегало ее от неудобных ситуаций. Была пара инцидентов, когда даже кольцо и фамилия «Королёва» не уберегли ее от чрезмерно настойчивых ухаживаний. Но и они в конце концов были исчерпаны, да и остались далеко в прошлом.
А сейчас… сейчас… и, главное, кто! Очаровательный юноша, которому Майя искренне симпатизировала. Друг ее сына. Ну совсем же мальчик еще! Это все равно как если бы в нее влюбился Миша. Или Геночка – второй ее ученик.
Но, с другой стороны, он ровесник Юни, ему двадцать. Ее собственный сын через два месяца свяжет себя законными узами брака. Когда же влюбляться – сильно, горячо, отчаянно – если не в двадцать?
Майя свернула под поднятый шлагбаум. Вот так вот незаметно она приехала домой. А в мыслях она была в далеком декабре, когда сама вот так же влюбилась – сильно, горячо, отчаянно. И на всю жизнь.