Майе захотелось зааплодировать, но ее опередили. Ну замечательно же сказал! По меркам Ильи Юльевича Королёва – это просто огромная речь с миллионом смыслов. Но чтобы понять это, надо самой быть Королёвой.
Муж обернулся к ней и кивнул. Майя тоже встала.
– Дорогие Таня и Илья, к тому, что сказал мой муж, добавлю только одно – чем больше любви отдаешь, тем больше ее становится. Дарите любовь щедро, и пусть она множится с каждым годом.
Раздались традиционные крики «Горько!», причем громче всех кричал Юнин профессор – у него очень зычный голос. А сам поцелуй оказался скрыт от гостей темными локонами и рукой жениха, прикрывшего от любопытных лицо невесты. А Майя почувствовала на себе одобрительный взгляд дамы элегантного возраста в роскошном жабо. Кажется, за отсутствие каравая они реабилитировались.
Раздались первые такты вальса. Музыка была не живой, запись. Потому что танец репетировался под определенную запись, а живая музыка – это всегда немного непредсказуемо. В этот момент осечек быть не должно.
Майя знала, что Таня занималась танцами. И что она способна танцевать гораздо красивее, эффектнее, ярче – чем этот простой вальс. Но сейчас – самый главный танец твоей жизни, девочка. И несмотря на то, что Таня умеет двигаться гораздо лучше, чем ее партнер, – в этом вальсе ведет именно он. Потому что он – мужчина. Именно сейчас Майя вдруг осознала это окончательно и бесповоротно. Сейчас по залу ресторана кружил свою партнершу в вальсе не ее мальчик, не Юня. А мужчина. Илья Королёв. Который уверенно вел свою жену в танце. И так же уверенно поведет ее в жизни, через все, что им впереди предстоит.
Вот и пришло ее время прошуршать платочком, но его, как назло, не находилось. Пока ей в руку не вложили шелковый платок, добытый из нагрудного кармана мужского пиджака.
Они выходили на танцпол. Выходили, держась за руки. И это вдруг стало настоящей последней каплей. Не слова «Объявляю вас мужем и женой», не поцелуи под крики «Горько!». А вот этот танец – он окончательно и бесповоротно смирил Ивана Тобольцева с тем, что его дочь вышла замуж. Что она больше не ТТ. Не Танечка Тобольцева. А Татьяна – вы подумайте только! – Королёва.
Ну что ж. Пусть будет Королёва. Тоже ничего фамилия, нормальная.
Зазвучали первые такты вальса, пара сделала первые шаги. Иван вздохнул. Ну совершенно деревянный мальчик. Чувство ритма есть, пластики – ноль. Ну хоть на ноги не наступает, и то хлеб.
Рядом судорожно всхлипнули. Иван повернул голову. Дульсинея вытирала бумажным платочком порозовевший нос. Иван протянул руку и положил ладонь на женскую спину в шелковом винно-красном платье. Не печалься, царица моя. Парень дочери нашей достался, конечно, не шибко координированный, но как нам внуков сделать, поди, сообразит. Папаша у него вон шустрый.
Танец новобрачных окончился, зазвучали аплодисменты. Ведущий предложил всем желающим присоединиться – но не тут-то было. Иван со смесью удивления и опаски наблюдал, как к ведущим медленно подходит его мать, как что-то говорит им, наклонившим к ней, головы.
– Уважаемые гости! – раздалось в микрофон. – Достопочтенная бабушка нашей невесты приготовила для молодых подарок-сюрприз!
Та-а-ак. Камеи с Крупской мало, что ли? Иван начал вставать. Дуня смотрела на него с легкой встревоженностью. А Идея Ивановна Тобольцева уже шествовала… к роялю.
И как Иван раньше не догадался? Рояль-то он и не приметил.
Иван помог матери устроиться на табурете, подрегулировал высоту – и остался рядом. На всякий случай.
– Ференц Лист, – прозвучало в наступившей тишине прекрасно поставленным учительским голосом. – «Грезы любви».
И зазвучал Лист. Эталонный безупречный Лист. Вершина исполнительского мастерства Коломенской музыкальной школы. Мать играла, слегка кивая в такт и немного раскачиваясь. И, кажется, помолодела разом. На много-много лет.
Еще не отзвучали последние ноты, как у рояля стояли уже трое.
– Вы позволите? – Илья образцово галантным жестом склонил голову. Мать оглядела его внимательным взглядом – и царственно кивнула. Откуда-то тут же принесли второй табурет, с ним Иван помогать не стал – юноша справился сам. Два сидящих за роялем человека переглянулись – и Иван вдруг понял, что между ними вот прямо сейчас установилась какая-то своя прочная невидимая связь. Они одновременно кивнули друг другу. И одновременно вступили.